Солнечный остров

Лорд-канцлер за время рассказа не раз вставал из кресла и опять ронял себя в него. Министры вокруг сидели, кто поражаясь открывшимся для них мрачным перспективам, кто с фатально скорбным выражением лица, поскольку часть проблем была и у них на слуху, но по роду деятельности особо и не вникали не в свои дела, и полная картина прояснялась многим из них только сейчас. Шпигель сидел, мрачно нахмурившись. Ему докладывали об обстановке в дальнем горном кантоне, но он относился к этому как к необходимому злу, думая, что это явление временное и с отъездом бригад строителей встанет в свою колею. Только сейчас ему стало видно всё, и это «всё» отнюдь не было радостным… Он готов был и рад был задать вопрос, но никак не мог его сформулировать, и поэтому молчал. Глупое «Что делать?» сейчас прозвучало бы издевательски, это понимал даже и Шпигель, а других вопросов не было.

Дортмундсен, до того находившийся в кресле (именно находившийся, поскольку он, напоминая бесскелетную массу, не сидел в нём и даже не лежал, а просто был) встал, снял очки и подошёл к окну. Откуда то незаметно появились облака, запретившие звёздам глядеться в волны моря. Звёзды обиделись и замолчали. И теперь не слышно было волн, не видно было звёзд, в воде не было видно ни облаков, ни их отражений. Из окна на лорд-канцлера смотрела невесть что таившая в себе чернота, становившаяся ещё более непроглядной из за света в комнате…

Откуда то из детства вспомнился какой то хулиганский стишок без начала и конца, прочитанный Якобом ещё мальчишкой на каком то бумажном обрывке и запавший в памяти на долгие годы:

«Вот стою на камне,

Дай-ка брошусь в море!

Что сулит судьба мне?

Радость или горе?

Может озадачит,

Может, не обидит…

Ведь кузнечик скачет,

А куда – не видит…»¹

Вот уж действительно – куда скакать?

– Почему мне не сообщили?– не переставая наблюдать за невидимым в темноте морем, произнёс лорд-канцлер.

– В дорогу даже и не пытались… Всё произошло настолько стремительно в нашем неторопливом укладе… А первый удобный случай – сегодня… Не один ты, никто из нас картину полностью не видел. Все масштабы беды углядывал только я, и даже я не всё понимал до сегодняшнего дня…

В комнате опять повисла тишина.

– Ненавижу кошек, – вдруг нарушил молчание лорд-канцлер, продолжая смотреть в черноту. Все удивлённо повернулись к нему. Дортмундсен продолжил:

– Единственная скотина, которая живёт за счёт хозяев, ничего не делает, и при этом считает себя главной в доме…

– Якоб… ты о ком то из нас? – спросил, на удивление, не Шпигель, а Лэйкер.

– Нет, – ответил лорд-канцлер, – Просто, мысль пришла… Итак, кабинет республики в полном составе! Какие будут предложения по исправлению ситуации?

– Якоб, Якоб… – грустно отозвался Сэйлер, – не будет предложений… С точки зрения закона они правы, а с точки зрения совести они не могут быть неправы, потому что её у них нет… И не мне тебе рассказывать, ты только что прочитал нам эту лекцию. И если до неё у меня ещё была надежда хоть на что то, то сейчас только Майнер смог бы…

В дверь постучали и почти сразу же она открылась, впустив молодого человека с испуганными и бегающими глазами, видно, откуда-то торопившегося.

– Пакет для министра Виндсторма! – не очень уверенно произнёс он, оглядываясь вокруг и ожидая, кто же откликнется..

– Новенький? Кто? Когда назначен? – Виндсторм поднялся на допрос, одновременно забирая пакет.

– Нет, я не в штате дворца, – робко, но торопливо, с желанием прояснить ситуацию, затараторил юноша.

– Мой отец – личный врач Президента Майнера, а так как я тоже собираюсь стать врачом, он иногда берёт меня с собой. Правда, Президента Майнера я так и не видел, только издали, на президентские процедуры и обследования отец меня не пускает пока. Вот и сегодня он не пустил меня в покои, только выдал мне эту бумагу, и сказал, чтобы я срочно отнёс её сюда. Расположение комнат я знаю, а в халате я совершенно похож на ассистента, ну почти совсем как настоящий, и ни у кого не вызываю подозрений…

Пока молодой человек, ежесекундно сбиваясь, объяснял своё присутствие, Виндсторм вскрыл пакет и прочёл вложенную в него бумажку с какими-то каракулями. Движением руки он остановил монолог юноши.

– Спасибо… идите…

Будущий врач исчез за дверью, радуясь тому, что он видел живыми весь кабинет министров республики и ничем плохим это для него не кончилось. Лорд-канцлер пообещал напомнить себе разобраться с личным врачом и хорошенько отчитать его за посторонних в Президентском дворце.

– Что там?– спросил Виндсторма Поуп, видя, что тот замер с посланием в руке.

Виндсторм взглянул на часы и произнёс надтреснутым и дрожащим голосом: