Тут было ненамного лучше, но его голова хотя бы была в тени, и он не свисал вниз головой. Когда я убедилась, что он ровно лежал возле Крыса, я поспешила привести лошадей к другому участку жесткой травы. Я сняла сумку Верана с его лошади, вытащила его флягу и налила между его губ. Большая часть вылилась изо рта. Я села на пятки.
— Зараза, — повторила я.
Не лучшее место для привала. Тут не было укрытия, и мы были высоко, могли пострадать от бури вечером. Я взглянула на небо, но было еще рано, чтобы понять, будет ли потом бушевать стихия. Я могла попытаться отнести Верана ниже — может, повесить его на его лошадь — но мы будем ехать медленно, доберемся до каньонов под дождем. Те каньоны были известны тем, что потоки воды могли быстро и с силой смыть лошадь и всадника.
И что мне делать, если он не очнется? Тащить его по пустыне? Бросить его тут и пытаться отыскать Тамзин в Утциборе?
Я посмотрела на его вытянувшееся лицо. Кровь стекала на землю с его лба, стала засыхать. Я решила начать с этого, убрала бандану с его рта и плеснула на нее немного воды. Я протирала его лоб, превращая все в грязь, когда он пошевелился.
— Веран?
Он зажмурился пару раз, а потом открыл глаза и быстро заморгал.
— Веран, ты… в порядке?
Он моргал дальше, подвинулся и застонал, прижался лицом к земле. Пыль покрывала его губы. Я поспешила вытереть их банданой.
Он стал моргать медленнее, взгляд стрелял в стороны из-под отчасти опущенных век.
— Ма, — выдавил он.
Я склонилась над ним.
— Веран?
Он подвинул голову, чтобы отыскать меня.
— Леди-королева?
— Веран, это я, Ларк.
— Лерк.
— Да, Ларк, Солнечный щит. Мы едем вместе? Ищем Тамзин?
Его глаза широко открылись. Он заерзал, уперся руками в землю. Он пытался сесть. Я сунула руки под его шею и плечи, подняла его, и он прильнул ко мне, ничего не видя, его лоб был в грязи и крови. Он уперся в мое плечо, смотрел на меня, серо-зеленые глаза бегали по моему лицу.
Он что-то пролепетал, но акцент мешал понять.
— Что?
Он уставился снова, его глаза чуть прояснились. Он посмотрел на озаренный солнцем склон, потом на лошадей, а потом на меня. Он вытер рот вялой рукой и посмотрел на свои мокрые штаны.
Он резко вдохнул.
— Прости, — пробубнил он.
— Что, Веран… — я подвинула ноги и попыталась приподнять его. — Что случилось? Ты в порядке?
— В порядке. Буду, — он сплюнул, слюна засохла в уголке рта. — Вода… есть?
Я вручила ему флягу. Он откупорил ее, сделал мелкий глоток и сплюнул.
— Что случилось? — спросила она. — Обезвоживание? Тепловой удар?
Он сделал еще глоток и склонил голову над коленями.
— Припадок, — пробормотал он.
— Что?
— Припадок! — выдавил он. — У меня был припадок. Я потерял сознание.
— Ты весь дрожал…
— И я обмочился. Да. Это был припадок. Такое бывает.
— Почему?
Он хмуро смотрел на воду и слюну на земле.
— Если поймешь, дай мне знать, — он протер лоб и нахмурился от крови на ладони. — Ох, проклятье.
— Да, ты ударился, — я сложила бандану и стала вытирать участком, который был чище.
Он подвинулся и потянулся за себя.
— Это Крыс?
— Да, я заставила его лечь, чтобы ты не перевернулся. Я не знала, что еще делать.
Он закрыл глаза, пока я вытирала его банданой.
— Это все, что ты можешь. Как долго я был в припадке?
— Не знаю. Минуту, может, меньше. А потом не приходил в себя около пяти минут, — время, казалось, только теперь продолжило тянуться.
— Мм, — он вздрогнул, когда я протирала сам порез. — Это хорошо. Бывало дольше.
Я отклонилась, его лоб остался грязным, но кровь засыхала.
— Давно они у тебя?
— Всю жизнь, — кратко сказал он, повернул голову и смотрел на склон, морща нос и кривя губы.
Я не знала, что сказать. Я не знала, что делать.
Но потом он продолжил:
— Первый был, когда мне было несколько месяцев.
Он сделал глоток из фляги, ополоснул рот и сглотнул.
— Мама говорила, что я был в перевязи на ее груди, когда стал извиваться. И следующие два снова были в лесу — так мне не везло. Второй, когда мне было около восемнадцати месяцев, и я бродил в лесу. Третий — через пару месяцев, пока я играл с сестрами в ручье. Виямэй увидела, как я упал в воду, и вытащила из ручья, закричала маме. А после этого папа сказал, хватит. Мама давала нам бегать с ней по лесу, но папа решил, что для меня это было слишком опасно. И пока Ви, Ида и Винс ходили с мамой на патрули и проверять лагерь, я оставался в зале совета с папой.
Его акцент стал сильнее, даже сильнее, чем когда он общался с Гетти. Он потирал лоб, растерявшись.
— Хуже всего было, когда мне было десять и двенадцать лет. Три или четыре припадка за неделю, после каждого я около дня приходил в себя, все было слишком ярким и громким, а я был будто полон песка. Они приводили разных людей смотреть на меня. Алькоранцы назвали это болезнью Призмы, потому что думали, что это от Света. Но мой народ звал это просто припадками. Многие лекари теперь думают, что это связано с помехой в голове, — он постучал по грязному лбу.
Маленький шрам на брови стал понятнее. Я снова ощутила вину.
— От этого есть лекарство? — спросила я.
Он сделал еще глоток и сплюнул.