Солнечный удар

Вообще, конечно, это одна из самых любимых и неоднократно обкатанных тем русской новеллистики «конца эпохи»: мужчина и женщина, созданные-друг-для-друга, встретились и расстались навсегда (или, например, расстались и, несмотря на все попытки, никак не могут встретиться, соединиться снова — и так далее, в бесконечном разнообразии вариантов). Классическую «Даму с собачкой» Чехова, тут, конечно, можно вспомнить, хотя, если не считать безусловной чеховской наблюдательности, по части восприимчивости и эмоциональной отзывчивости Антон Павлович выказал себя редким сухарём и занудой, потому что в «Даме с собачкой», по большому счёту, нет ничего, кроме набившего оскомину «критического реализма». Да и в самом деле: почему, с точки зрения Чехова, Анна Сергеевна и Гуров полюбили друг друга? — Да только потому, что им обоим не повезло в браке: эстет-Гуров женат на мужеподобной феминистке, а муж утонченной Анны Сергеевны, несмотря на своё университетское образование, похож на лакея. Всего-то делов, можно сказать. Ну да, так оно и понятно: Чехов был доктором и, следовательно, дарвинистом и материалистом, усматривавшим причины любви не только в физиологии (это уж само собой), но и в социологии. А без причин, понятное дело, — никуда. Нет причин — нет сюжета: таков, можно сказать главный постулат Чехова.

Правда, был у Чехова как у паренька из провинции и нашего Мартина Идена ещё и свой специфический «пунктик», который я бы назвала культом «культурности и интеллигентности». А вот у Бунина, к счастью, этого не было — у него было чёткое (а иногда даже и гипертрофированное) сознание своей природной народности и, одновременно, своего столбового (хотя и захудалого) дворянства. Ну да, Бунин мог бы, естественно, и в университет поступить, но он этого не захотел, худо-бедно ограничившись гимназией. Да и правда — зачем дворянину университет, зачем ему «культурность» и «интеллигентность», если он сам себе хозяин и потому может себе позволить роскошь быть разночинцем? Ну а отсюда, помимо прочего, и проистекает разница между писателем-Буниным и писателем-Чеховым: если о любви пишет Бунин, то он пишет о ней как о данности, а вот если о любви вздумает писать Чехов, то он непременно наденет пенсне, возьмёт скальпель и скажет: «Ну-с, приступим». (Ну а того, что на своих собственных женщин — преданных и страдающих — Антон Павлович внимательно смотрел сквозь пенсне, как естествоиспытатель — через линзу, мы тут, пожалуй, касаться и не будем: это уже совсем другая тема).

«Солнечный удар» написан Буниным на «лёгком дыхании» (если вспомнить название другого рассказа Ивана Алексеевича). Почему? Да потому что в нём напрочь отсутствует тот социологический детерминизм, который был проклятьем всего русского критического реализма. Почему полюбили друг друга Анна Сергеевна и Гуров? — Потому что (по Чехову) они были «культурные» и «интеллигентные». Почему так безрассудно встретились и так трагически расстались поручик и безымянная молодая женщина из «Солнечного удара»? Разве они были менее «культурными» и «интеллиентными»? Да нет, конечно. Дело в том, что неведомая (ну да, скажем так — «неведомая») сила извлекла их из бездны небытия, а потом в эту же бездну их вернула. Не произошло ничего — и произошло ВСЁ: произошёл тот самый «большой взрыв», из которого, конечно, рождается новая Вселенная, но который и делает безмятежный дотоле пейзаж выжженным, изломанным, изувеченным, как после геологического катаклизма. С одной стороны: «Что за чёрт? Да что же это такое со мной? И что в ней особенного и что, собственно, случилось?» Но, с другой стороны: «И он почувствовал такую боль и такую ненужность всей своей дальнейшей жизни без неё, что его охватил ужас, отчаяние». Вот и всё — чистая метафизика, чистая онтология. И никакой эротики (даже несмотря на то, что сама по себе встреча поручика и молодой женщины была стремительной и бурной), никаких слюнявых воспоминаний о «девочках-ножках-юбочках» (чему в иных рассказах и в иных ситуациях Бунин отдавал, конечно, дань — и немалую).