Солнечный ветер

«Отпусти, сука! Только дай нормально войти в атмосферу! – твердил про себя Сергеев. – Какого хрена ты к нам привязался, сволочь?! Что мы тебе сделали? Ну да, долбанули «Прогрессом». Но ты же начал к нам задираться первым! Ты ведь сам его до этого искалечил. Взял и направил в сторону станции американский «Джемини». Мы едва успели увернуться…»

Объект отпустил. В течение следующей минуты корабль не менял конфигурации, скорости и направления снижения. Он летел под острым углом к поверхности Земли и вошел в верхний слой атмосферы по всем канонам баллистики.

– Держись, Влад! Это только начало! – крикнул Сергеев. – Чуть позже расплющит еще сильнее!

– Блин… куда же еще сильнее?..

Маршевый двигатель молчал. Белая секундная стрелка с фосфорным острием бесстрастно отсчитывала круги по темному циферблату, расположенному на таймере пульта управления.

– Сколько еще до твоего безобразия, Саня? – скривил губы Ритвицкий.

– Потерпи пару минут. Скоро начнется…

* * *

До входа оставалась минута.

Повернув голову влево, Сергеев заметил, как американский астронавт что-то шепчет белыми обескровленными губами.

– Репетируешь речь перед расстрелом? – толкнул его в бок Владислав.

– О чем он меня спрашивает? – обратился тот к командиру советского экипажа.

– Интересуется, какую молитву читаешь, – допустил легкую неточность перевода Сергеев.

– Это молитва покаяния. Очень известная и столь же почитаемая в протестантской среде.

– Ясно. Читай дальше. Не отвлекайся…

Впрочем, волновался не только американец. Ритвицкий тоже дергался, ерзал и крутил башкой.

«Переживает Влад. Оно и понятно – впервые возвращается из космоса, – незаметно улыбнулся Александр. – Я второй раз возвращаюсь, а сердце скачет по грудной клетке, словно двадцать верст бегом пробежал».

Сорок секунд.

Тридцать.

Двадцать…

Медленно вращаясь вокруг продольной оси, «Союз» продолжал снижение. Сергеев поглядывал то на стрелку секундомера, то в расположенный рядом иллюминатор. Картинка за бортом космического корабля постоянно менялась: черное, усыпанное звездами небо уходило вверх, а снизу наплывала огромная планета, поверхность которой местами полностью закрывала облачность.

Пятнадцать секунд.

Десять.

Пять…

Корпус «Союза» здорово тряхнуло даже раньше, чем стрелка подошла к нужному рубежу. Все летавшие по спускаемому аппарату предметы дружно устремились к полу кабины.

– Началось, – предупредил Сергеев, уменьшив вентилем подачу кислорода. – Держись, господа и товарищи…

* * *

Если импульс торможения будет недостаточным, а скорость вхождения спускаемого корабля в атмосферу превысит расчетную, то он отскочит от нее и уйдет обратно в космос. Если затормозить избыточно и войти в атмосферу слишком круто, то скорость в нижних слоях атмосферы останется чрезмерно высокой, а предельная температура в две тысячи градусов будет значительно превышена. В общем, сложностей во время посадки хватало.

Внезапно под полом спускаемого аппарата и над головами его обитателей протрещали дружные очереди звонких щелчков. «Пиропатроны, – догадался Сергеев и поднял взгляд на правый верхний угол приборной доски. – Есть отстрел бытового и приборно-агрегатного отсека». То же самое подтвердили и загоревшиеся транспаранты.

Александр представил, как на высоте около ста сорока километров от находящегося в центре спускаемого аппарата одновременно и в разные стороны отходят два других отсека. Столкновение с ними исключалось; в среде космонавтов и наземных специалистов это называлось «безударным разделением». Безопасно возвратиться на Землю суждено было лишь спускаемому аппарату. Остальные части космического корабля ждала незавидная участь разрушения и гибели в атмосфере.

По мере плавного вхождения в самый верхний слой атмосферы спускаемый аппарат самостоятельно развернулся таким образом, чтобы теплозащитный экран оказался спереди.

Постепенно снаружи начал доноситься шум. Причем его мощность с каждой секундой нарастала, и вскоре ужасный рев закладывал уши.

Корабль кидало из стороны в сторону, трясло; обшивка нагревалась, и внутри становилось жарковато.

Перегрузка все сильнее вжимала трех мужчин в кресла. Максимальной перегрузки в четыре с лишним единицы аппарат достиг на высоте в тридцать пять километров. Мелкий мусор и прочие забытые вещицы продолжали беспорядочную пляску по полу у ног двух космонавтов и астронавта. За потемневшими иллюминаторами бесновались красные всполохи плазмы.

Парни сидели молча и ждали, когда закончатся ниспосланные на них испытания. Стрелка на таймере по-прежнему бежала по кругу, отсчитывая секунды снижения. Земля приближалась. Атмосфера становилась плотнее, скорость движения спускаемого аппарата снижалась, красные всполохи за иллюминаторами слабели.

– Вроде остываем, – прокричал в микрофон Ритвицкий.

– Да, все нормально, – подтвердил Сергеев. – Остываем, перегрузки уменьшаются, атмосферное давление растет.

Указав взглядом на потолок, товарищ спросил:

– Скоро должно бахнуть?

Командир кивнул, и вскоре над головами действительно послышались хлопки – это отстреливалась крышка парашютного отсека.