Солнечный ветер (СИ)

Так вот, мамина миссия была скорее не в желании помочь с материалами, а в том, чтобы не оставлять его наедине с самим собой, для этого Дженсену хватало ночи. Поэтому она приходила и просто говорила с ним обо всём на свете так же, как в своё время делали Бруни, Вент и Сэмир в его палате, едва он очнулся. Он хотел говорить о Джареде, но не мог произнести его имя вслух: в горле вставал комок, рефлекторно перекрывая дыхание. И он слушал другие новости, отвечал на простые вопросы, не касаясь главного, что на самом деле ему было нужно. Дженсен не знал, как долго будет жить в нём эта боль невосполнимой утраты. Он чувствовал, что его тело исцелялось, а душа умирала, и сколько бы времени ни проходило, легче не становилось.

Проблема заключалась в том, что он запретил себе даже в мыслях называть Джареда мёртвым.

Сначала Дженсен пытался говорить о нём с Бруни, но вскоре заметил, как ей тяжело вспоминать о Джареде. И, глядя в её глаза, полные слёз, Дженсен ещё больше расстраивался, и как-то незаметно для себя они стали при встречах говорить обо всём на свете, кроме Падалеки. Вент и Сэмир, когда навещали его, вообще не упоминали это имя, опасаясь, что Дженсен сорвётся. Он перенес четыре сложнейшие операции и с десяток средней тяжести, лекарственную кому, длившуюся почти квартал, после которой Эклз долгие месяцы был, слаб как котёнок, а врачи гадали: смогут ли вообще поставить его на ноги. Дженсену было всё равно, выживет он, или умрёт, поэтому выздоровление шло медленно, и реабилитация затянулась на долгий период.

Дженсен отлично понимал, что рано или поздно плотина прорвётся. Медики, отвечавшие за психологическое состояние, его предупреждали, что чем дольше он держит в себе свои эмоции, тем болезненнее будет, когда стена рухнет. Кто бы мог подумать, что мама окажется тем человеком, который подберёт ключик к дверце в стене. В итоге и стена удержалась, и он не сошёл с ума от горя.

Однажды, когда ему уже разрешали сидеть, мама спросила о Джареде. Но не о том, что случилось на Хароне, а просто о чём-то из давнего прошлого, связавшего их двоих, и Дженсен впервые не почувствовал комка в горле при упоминании его имени. Он ответил, а потом слова сами полились из него полноводной рекой. Порой он не мог остановиться, захлёбываясь ими и эмоциями, рвавшими его на части, и часами рассказывал ей обо всём: как они учились вместе, как служили, вспоминал забавные случаи, пересказывал их сообщения, которыми они начали обмениваться после случая в Поясе астероидов. Он упивался этими разговорами, и, к своему удивлению, оживал.

С тех пор как мама впервые увидела фото Джареда, Дженсен догадался, что она поняла, какое место в жизни её сына занимал этот солнечный парень. Потому что знала, Дженсен далеко не сентиментален; на его столике в комнате стояли фотографии только особенных людей: их семейное фото незадолго до катастрофы, фото с друзьями курсантами Вентом, Сэмиром и Бруни, и Джаред.

Он выглядел как самый обычный парень, но, если судить по рассказам Дженсена, был совершенно необыкновенным. Единственным. И что самое страшное - незаменимым. Дженсен понимал теперь, почему мама больше не вышла замуж. И она понимала его состояние, догадывалась, что сын останется одиноким, потому что можно занять место человека, но заменить его не получится, потому, что разве найдётся в мире ещё у кого-то такой же наивно-восторженный взгляд, такой же неповторимый голос, такой же зажигательный смех? Она знала, что искать замену любимому человеку бесполезно. А Дженсен, к сожалению, однолюб, весь в неё.

Разбирая бумаги, он вдруг зацепился взглядом за снимок Ио и завис над ним, вспоминая всё, что связывало его с этим спутником.

И вдруг случилось озарение!

Он понял, что должен был сделать.

И как это раньше ему в голову не пришло?

Есть же выход, вот он - новые Туннели, ведущие в неизвестность. Он должен улететь туда, где ничто не будет напоминать ему о Падалеки. Конечно, он никогда его не забудет, и тот останется в его сердце. Чёрт с ним, пусть живёт там, владеет тем, что от него осталось, но, по крайней мере, Дженсен не будет вздрагивать, зацепившись взглядом за красную искорку Марса и вспоминать чёртовых скунбриков и Падалеки. Не испытает удушья от бессилия, когда над горизонтом взойдёт прекрасная Венера, и он не почувствует на себе снова тяжесть неподвижного и бездыханного тела. Также к чёрту Юпитер, Сатурн, Нептун с их спутниками и особенно систему Уран. Дженсен больше не хотел слышать о Плутоне и  дрожал от желания так разнести чёртов Харон, чтобы от него не осталось даже ледовых ошмётков.

Новые Туннели открывали ему дорогу к новым мирам, планетам и спутникам, куда не ступала нога Падалеки, а это значит, он сможет жить дальше, и быть тем, кем всегда и мечтал: рейнджером с мирной миссией охраны иных миров. Воистину, это было решение всех его проблем, посланное кем-то, кто считал, что и Дженсен заслужил чуточку счастья, если и не быть счастливым с любимым человеком, так хотя бы заниматься любимым делом без довеска браконьеров в придачу.