Устроившись на диване, она упорно заставляла себя не думать о предстоящей встрече и, в качестве отвлекающего маневра, просматривала план съемок, который накануне прислало ей агентство. Под боком громко хрустел виноградинами Грыць. Но, видимо, Вселенная в этот день была не на ее стороне.
Как иначе чем подставой от этой самой Вселенной расценивать неожиданный, не к месту звонок матери, которая очень старалась ее не слишком обременять, не докучать, не нервировать. Потому и ходила тише воды, ниже травы, чтобы не испортить ничем то хрупкое и ломкое, как стекло, что потихоньку они восстанавливали после бесконечной прорвы прошедших лет.
Но экран высветил короткое слово «Мама». А из динамика прозвучал мамин напряженный голос, когда Милана приняла звонок.
??????????????????????????- Привет, прости, что тревожу. Я тебя не отвлекаю?
— Да нет, — вяло отозвалась Милана и, не желая обидеть мать на ровном месте, спросила в свою очередь: — Все в порядке?
— Н-не знаю, родная, — как-то неуверенно проговорила Наталья Викторовна.
Признаться, она с самого момента встречи с Назаром Шамраем не находила себе места, терзаясь мыслью, не сделала ли глупость, дав ему номер телефона дочери. У них и без того отношения были довольно прохладные, и она отдавала себе отчет, что Милана скорее принимает для себя необходимость общаться, и делает тем самым ей одолжение после всего, что они с отцом натворили с ее жизнью. И, кроме того, Наталья Викторовна прекрасно понимала, что Милана ей ничего не должна. Она не была немощной старухой, в уходе не нуждалась, в заботе — тоже. Муж оставил ей особняк и приличную сумму на счету, а то, что бизнес и все абсолютно активы завещал дочери — так Наталье Викторовне этого всего было и не нужно. Она ведь тоже сознавала, что так он пытался искупить. Насколько мог — искупить. То, что Милана им обоим не простила, что не простили самим себе: того, что ни разу не видели внука, да и не хотели его, считали ошибкой, пока не поняли, что другого не будет.
Как же Наталья Викторовна корила себя! Как изводилась! Только познакомившись с Даней, она впервые осознала чудовищность их решений в ту пору. Как это Данила может быть ошибкой, когда он… когда он вот такой? Особенный. Самый замечательный на земле мальчишка! Вылитая Миланка и так похож на своего деда одновременно.
«В мадьярскую бабку», — слышала она Сашин усмехающийся голос в голове каждый раз, когда открыто смотрела на внука.
Так как же ей было не сказать Назару их номер? И вместе с тем — как можно было сказать?
Потому сейчас ей ничего не оставалось, кроме как тяжело вздохнуть и признаться, разом обрубая все сомнения и терзания:
— Я познакомилась с Назаром.
— Ух ты, — выдохнула Милана, про себя отметив приличный такой вираж, с которого Шамрай снова влез в ее жизнь. — И как же это случилось?
— Понимаешь, Миланочка… Он просто взял и приехал, и я совсем не понимаю, как это, зачем. Видишь ли, он что-то говорил про какую-то землю, про то, что она смежная с их территорией… А она же мне не принадлежит, и я в таком совсем не разбираюсь, да и не могу вести переговоры от твоего имени, правильно?
— И ты дала ему мой номер, — подвела итог дочь.
— Не надо было, да? — прозвучало совсем жалко.
— Мне кажется, если он говорил о земле, то ты могла дать ему телефон Евгения Борисовича. Ты же знаешь, что он занимается моим делом, и знаешь, что ему во всем можно доверять — он столько лет работал с отцом.
— Я растерялась, а… Назар был очень настойчив. И сказал, что это важно.
— О да, — усмехнулась Милана, — настойчивость — его жизненное кредо.
— Да? Он… милая, я ведь без отца совсем не понимаю иной раз, как с людьми разговаривать, а он… внушительно выглядит.
— В каком смысле? — полюбопытствовала дочь.
— К-хм. Крупный очень. И серьезный такой. Я его совсем иначе себе представляла когда-то.
— И как именно? — уже с азартом спросила Милана. Если уж этот день должен был пройти под знаком Назара — то до конца.
Мать замолчала. Раздумывала, как лучше ответить. И отвечать ли. А может, перевести тему, съехать на что-то другое?
Но беда была в том, что, совершенно не понимая мотивов, с чего бы этому человеку появиться после всего, что они когда-то нагородили, Наталья Викторовна не могла отрицать свершившегося уже для нее факта, что ей очень хочется исправить. Ей очень-очень хочется исправить хоть что-нибудь, да толку от нее — как от слепой старой зверушки, которая и себя-то уберечь не может, что говорить об окружающих?
Но, в конце концов, говорить какие-то слова сейчас было нужно. И она выбрала наименьшее из зол — сказать правду.
— Ну… Интересный… Даже, наверное, красивый… производит впечатление, никогда бы не подумала, что он тот парень из Рудослава, которого ты нам хотела представить, — грустно вздохнула мама. — Он тебе звонил?
— Тогда, может, еще поделишься, что же тогда ты себе представляла, — едко выдохнула Милана, чувствуя, как увязает в прошлом, которое давно отболело.