Солнечный ветер (СИ)

Зато женщина, сидевшая справа от него, была очень активной. То шептала что-то ему на ухо, то соседу по другую руку. Сосед бодро торговался. Назар сохранял непоколебимость. Кафель остался за ними. А вот когда в зал внесли главный лот вечера — небольшую, но яркую картину с диковинными зверятами Марии Примаченко, аудитория оживилась.

И Давид оживился.

Давид, сидевший в первом ряду, вытаращившийся на нее не больше и не меньше, чем любой другой мужик в зале с той лишь разницей, что он с ней спал. Милана почти не обращала на него внимания, пока вела аукцион, но знала, что он заинтересован в этой конкретной картине. Когда накануне стало известно, что планируют выставлять на продажу, Давид сказал, что намерен приобрести ее в свою коллекцию, а коллекция его была довольно интересной даже с точки зрения ценителя, не то что обывателя, вроде Миланы.

Торги шли более чем активно. Цена то и дело поднималась, и каждый раз, когда ее партнер заносил для удара молоточек, отсчитывая время до заветного слова «продано», кто-нибудь из колеблющихся таки решался и называл новый потолок. Она продолжала улыбаться, наблюдать за происходящим, а сама с удивлением следила за неожиданно взбодрившимся Назаром, который тоже ни с того, ни с сего решил заполучить картину. Причем, похоже, всерьез — о серьезности его намерений говорило то, что в конце торгов они с Давидом остались один на один и их азарт начинал походить на схватку. И с какой стати — совершенно неясно. Где Назар, а где народное искусство?

Вот только в какой-то момент в глазах Давида она узрела досаду, даже раздражение. И поняла, что он сошел с дистанции. Оставался только Назар. За какие-то баснословные деньги купивший ярко-желтого пернатого зверя на полотне Примаченко. Он сам вообще понял, что сейчас сделал?

Но он не понял.

Ни черта не понял, кроме того, что эту картину действительно хочет. Все в ней было как оттуда, из детства, ничем не омраченного и совсем не прогорклого. Как когда у бабушки на коленях, а дед, которого он почти и не помнит — про звезды. И диковинных тварей, живущих только в сказках.

??????????????????????????А еще ему очень хотелось, чтобы Милана видела — теперь он может позволить себе выложить баснословную сумму в отечественной валюте на престижном благотворительном аукционе. И живет он давно уже не из милости собственного родственника. Он сам по себе, и он ничуть не хуже, чем эти хлыщи в зале, понятия не имевшие, что такое — стоять по пояс в песке и глине и мыть янтарь. Он ничуть не хуже этого мужика на первом ряду, с которым они схлестнулись.

— Ты с ума съехал, Наз! За эти бабки можно было коттедж купить в элитном районе! — возмущенно прошептала ему на ухо Дарина. А он лишь кивал, улыбался и чувствовал удовлетворение, когда картину уносили в соседний зал для завершения формальностей. И снова смотрел на Милану, не в силах от нее оторваться.

В то время как она больше на него не смотрела. Аукцион подошел к концу, после — был запланирован фуршет, и соведущий, согласно сценарию, чинно отвел Милану в сторону, где ту перехватил Давид. Он поджидал ее с нетерпением, двумя бокалами игристого, поцелуем в щеку и проникновенным шепотом:

— Ты была ослепительна!

— Это всего лишь работа, — улыбнулась Милана, принимая у него бокал. — Жаль, что тебе не досталась картина.

— Переживу. Дай бог не последний аукцион в жизни. Тем более, мой лучший приз — это ты, моя дорогая, — он коснулся пальцами ее ладони, явно демонстрируя, дескать, это его женщина. — Что-то в тебе сегодня новое. Незнакомое.

— Ну разве только платье, — усмехнулась Милана и отпила вина.

— Не знаю, не знаю… глаза сверкают, мне нравится.

— Ты мне тоже нравишься, — проговорила она и оглянулась. — Ты долго намерен здесь быть?

Пока спрашивала, снова наткнулась глазами на Назара.

Он пялился на нее, находясь в компании с той же женщиной и тем же мужчиной. В пальцах у него — коньячный бокал, чью ножку он медленно покручивает. Выражение лица — не поймешь, но отчего-то ей кажется, что вот сейчас он заполнил собой весь зал, его резко стало так много, что вытеснил собой остальных. И постепенно вытеснял даже голос Давида, в это время говорившего на фоне установившегося между нею и Назаром беззвучия, которого не может быть между чужими людьми. Беззвучие казалось громче.

— Намерен столько, сколько нужно тебе, — вкрадчиво сказал Давид. — Я планирую забрать тебя и увезти. Шампанское у меня вкуснее и есть бассейн. Это куда лучшее завершение вечера, чем торчать здесь.

В это самое мгновение Назар наклонился к даме, которую сопровождал, и быстро шепнул ей что-то на ухо, а после этого выровнялся и повернулся всем корпусом к ним. То, что он намерен подойти, Милана поняла за секунду до того, как он сделал первый шаг.

— Бассейн — это, действительно, хорошо, — автоматически кивнула она в ответ, наблюдая за тем, как Назар приближается к ним.