А теперь этот ребенок вырос. Уже почти совсем взрослый. И вот так, в тишине ночи она неожиданно осознала, что сейчас — и наступило то самое «наедине с собой», к которому она не стремилась. Оно давало возможность подумать. И задать себе вопрос, который просился уже давно: чего тебе надо, Милана? Чего ты хочешь для себя? Для себя, а не потому что надо растить Даньку, выполнять контракты и соответствовать созданному для общественности образу?
Назар, в отличие от нее, видимо, догадывался, чем угодить, чему она обрадуется, как внезапному лучику солнца в сером небе. Утром, не было и девяти, в дверь позвонили, но в кои-то веки привезли не букет цветов, которые уже непонятно было куда ставить. Курьер вручил Павлуше внушительный бумажный пакет с логотипом известного кловского ресторанчика. Эти пакеты распространяли по квартире слюновыделительные ароматы, и Милана, ведомая любопытством, сбежала вниз по лестнице в ночной рубашке и натягивая по пути халат, чтобы узнать, кого принесло и что происходит.
«О! Назар Иванович решил изменить стратегию!» — изрекла обрадованная Павлуша, а Милана вскинула брови и деловито уточнила:
«Какую еще стратегию?»
«Известно какую», — фыркнула домработница и продемонстрировала ей врученные курьером пакеты, в которые упаковали овсянку с голубикой и миндальными хлопьями, невероятно пахучую, еще теплую апельсиновую бриошь с паштетом и фисташками, а еще бутылочку лавандового молока. И смородиновый лимонад и панкейки с ягодами. Это Даньке, — догадалась Милана. Данька страшно любит оладьи.
«Записка есть?» — живо спросила она.
«Чего не заметила, того не заметила. По-моему, тут и без записки все понятно», — философски изрекла в ответ Павлуша.
«Лучше кофе сварите, с молоком», — хмыкнула Милана и сунула ей в руки бутылочку, которую, оказывается, сжимала в пальцах, пока Павлина распаковывала доставленные блюда.
Потом они с Данькой, подоспевшим как раз к кофе и несомненно восхищенным происходящим, довольно шустро позавтракали, она отвезла его в школу и сбежала на съемки… на весь день. До самого вечера. Не в том смысле, что съемки были весь день, а в том, что домой возвращаться она не хотела, точно зная, что там ее будет подстерегать Назар, а она все еще не понимает, почему так быстро капитулировала. Как такое могло случиться?
И вместе с тем безоговорочно принимала эту свою капитуляцию.
Вечером они все-таки пересеклись. Уже в дверях: она заходила, он уходил. Видела, что Шамрай хочет остаться. Сознавала, что можно, не поздно еще предложить ему чаю. И так и не сделала этого.
«Устала?» — спросил Назар, когда они замерли на пороге, носом к носу, под чутким Даниным наблюдением, подстрекаемые и одновременно с тем ограниченные его взглядом.
«Да, очень», — проговорила в ответ Милана.
«А я тебя ждал, ждал…»
«Мы ждали!» — подал голос их сын.
«Ну да, мы ждали…»
«Работы было много и… и попался совершенно бестолковый фотограф… кипишный такой», — словно оправдываясь, выдала она.
«Ладно… отдыхай», — ответил Назар. Они поменялись местами. Она ступила в квартиру. Он — за порог. А потом резко обернулся и поцеловал ее в щеку. Целомудренно так. И нежно. Обезоруживающе. И она снова растерялась, не понимая, что ей делать: и с собой, и с ним. Ясно ведь, что он хочет. Она — тоже. Но разве же это правильно? И сколько еще она сможет бегать, оттягивая принятие решения? Сегодня вот, снова получив поутру завтрак, она сбежала к Олексе.
Давно было запланировано, вписано в органайзер, подарок припасен, Назар предупрежден. А она все-таки удрала.
— Эй, не молчи! — донесся до нее голос друга. — Что, говорю, он натворил?
— Ну а чего вдруг сразу — натворил, — возразила Милана. — Ничего не натворил.
— Ага, ну то есть о ком ты там мечтаешь — я в принципе угадал, так?
— Не будь занудой. И вообще, иногда люди меняются.
— Это кто? Это Шамрай изменился? — опешил Олекса. — Ты забыла, что он в больнице устроил? Полный же неадекват.
— Там все были на нервах. Но и если уж по справедливости, то это он Даньку нашел. А я даже думать не хочу, что могло бы случиться, если бы он его не нашел.
— Если бы не его родственники — то и искать бы не пришлось. И вообще… ай, сама все понимаешь.
— Понимаю, — согласилась Милана. — Но он — не Стах. Тот и раньше был с придурью, чего уж теперь удивляться. А Назар… он — другой. Цветы мне каждое утро присылал. Попросила его остановиться, так он на завтраки перешел. Чудной!
— В смысле — завтраки? — не понял Олекса.
— Ну завтраки. Еда такая, по утрам, — хмыкнула Милана.
— Не понял, он у вас по утрам куховарит? И Павлуша позволила? Так, стоп… ночует он тоже у вас?
— Не знаю я, где он ночует, — буркнула Милана, — а завтраки доставкой присылает. Павлуша, между прочим, умиляется. Походу, они не только борщ обсуждали.
Олекса замолчал. Переваривал информацию, пока в мозгах не щелкнуло, а от этого щелчка даже ухо шевельнулось. Потом почесал затылок и как-то отстраненно сказал:
— Если верить Даньке, то за те бабки, что он на цветы спустил, я бы еще один салон открыл. Правда, что ли?
— Хвастался, оболтус?
— Это же Данька… про тюльпаны летом тоже правда?