Солноворот

— Кадры-то кадры, а с хлебом как, Платон Власович? — поздоровавшись, спросила девушка. — Хлеб-то раздали тем, кто в конторе штаны просиживает, а как быть дояркам?

— Тебе, Галина, жаловаться не пристало, — ответил Забазных. — Я предлагал тебе стать на показательную группу…

— И не уговаривайте, не возьмусь, — возразила девушка. — По-вашему, отберете лучших коров, и всех мне? Говорите, прославлюсь на всю область? Портрет мой нарисуют? А скажите, честно это будет?

— Не возражай, Галина, я все продумал до деталей, — самоуверенно ответил Забазных и, словно желая заручиться поддержкой, взглянул на Дружинина. — Я как думаю? По каждому виду у меня чтоб был герой. По молоку. По шерсти овечьей. По свиному мясу, по птичьему… И уже тогда, на конкретном примере, будем поднимать и остальную массу, не только колхоза, но и района. А может, даже и области…

Дружинин поморщился.

— Не верите? — насторожился Забазных.

— А ваша Галина, пожалуй, права — так хозяйство вы не поднимете,— ответил Дружинин, когда девушка ушла. — Если продуктивность в целом по колхозу низка, никакие рекорды вас не спасут…

Игорь все еще жил у Купоросихи. Когда-то это была бой-баба, красавица, может, одна на всю округу. Высокая, статная, глаза как два омута, иссиня-черные, с поволокой: бывало,

как глянет — редкий мужик не мог не залюбоваться ею.

В старые времена она жила в прислугах у священника Викентия Купоросова, затем, когда умерла матушка, стала хозяйкой. Но как только сменилась власть, бросила благочинного, подстригла по-модному длинные темно-каштановые волосы и повязала голову красной косынкой. На одном из собраний в селе и приметил ее приехавший из города сотрудник угрозыска Спицын. Приметил, пригласил к себе по делу. Потом зачастил и сам. А через месяц объявил свадьбу. Это была первая в здешних краях красная свадьба, без венчания в церкви. Но недолго тянулось счастье молодых. В то время в Лудских лесах скрывалась бандитская шайка. За эту шайку и взялся муж Купоросихи. смелый и бесшабашный человек. Во время одной из схваток с бандитами его смертельно ранили, и Купоросиха осталась вдовой.

Она решила было податься в город, но в это время приехал в Верходворье веселый кудрявый моряк Миша Кольцо и стал председателем первой здесь коммуны. Остановился он у нее на квартире, готовила она ему обед, потом мало-помалу присмотрелась к нему и стала жаловаться на свою вдовью горемычную долю. И разжалобила моряка. Когда он стал переезжать в поповский дом, переданный коммуне, — взял с собой и Купоросиху, и она стала там полноправной хозяйкой, только на этот раз не целого дома, а одной комнаты в мезонине, — низ был отдан под правление. От моряка и пошли дети. В сорок первом началась война, муж в боях за Керчь погиб смертью храбрых. И опять Купоросиха осталась вдовой. Она все еще была статная, с гордой осанкой, только волосы чуть-чуть тронула седина да на лбу появились еле заметные морщинки. И снова бы ей выйти замуж, кое-кто из вдовцов увивался ОКОло нее, но она всем отказывала — таких, как моряк Миша Кольцо, не найти.

В ее доме часто останавливались уполномоченные: она и чайком с вареньицем попотчует, и патефон заведет, и спать уложит, а наутро блинов напечет да оладушек.

Щедрая хозяйка была эта Купоросиха, но счет знала. Хотя и не брала она с временных постояльцев денег, но все аккуратненько заносила в большую разграфленную книгу: кто и когда был у нее, сколько съел и сколько выпил, а потом, в конце года, отчитывалась перед правлением, и ей возмещали расходы. Конечно, дело это было щепетильное, но в бухгалтерских святцах, как признавался и колхозный счетовод, находились и такие графы-каналы, по которым не только уплывут непредвиденные расходы, но и самого черта с рогами унесет.

В последний год у Купоросихи жил Безалкогольный, но не поладил с ней и переехал на другую квартиру. Старуха не растерялась, приветила трактористов и сказала сама себе: «Ну. теперь, алкогольный змий, походишь за мной — трактористы под моим началом. Как захочу, так и трактора поворочу». Но отомстить ему не успела, — Безалкогольного свалили и без ее помощи… Теперь все внимание она обратила на Игоря Порошина. Такой ладный парень… Почему бы и не породниться… Кланька-то ее тоже всем вышла…

Вскоре после колхозного собрания почтальон принес на имя Игоря письмо. Купоросиха. снедаемая любопытством, аккуратненько, с помощью иголки, распечатала его и ахнула: какая-то Маринка просила у Игоря прощения за то. что уехала, не дождавшись, и приглашала его в гости.

Повертела старуха в руках письмо, покачала головой и, взяв огрызок карандаша, вывела в самом низу: «И извинять не буду — уехала и концы. Лучше нашел. Игорий». Написала, положила письмо в конверт, заклеила клейстером и отправила по обратному адресу — в Краснолудск.

Как-то под вечер, когда Кланька вертелась в горнице около трельяжа, навивая тонкие рыжие прядки на щипцы, накаленные над горящей лампой, Купоросиха тихонько подсела к дочери и, уложив на коленях полные руки, вздохнула: