Затем шла выписка из "сочинений уроженца Оренбургской губернии" о её земле: "Как живописны и разнообразны, каждая в своём роде, лесная, степная и гористая твоя полоса. Какое пространство от границ Вятской и Пермской губерний, где по зимам не редкость замерзание ртути, до Гурьева городка на границе Астраханской губернии, где растёт мелкий виноград на открытом воздухе, чихирём которого прохлаждаются в летние жары, греются зимою и торгуют уральские казаки! Многоводны и многообильны разнообразными породами рыб твои реки. Чудесной растительностью блистают твои тучные, чернозёмные, роскошные луга и поля, то белеющие весной молочным цветом вишенника, клубничника и дикого персика, то покрытые летом ягодами ароматной полевой клубники и мелкою вишнею. Обильною жатвой награждается ленивый и невежественный труд пахаря, кое-как всковырявшего жалкою сохою или неуклюжим сабаном твою плодоносную почву!"
Кережков, взяв последнюю фразу, заявлял, что крестьянин должен всего себя отдать на то, чтобы обрабатывать землю наилучшим культурным способом. И рассказывал о хозяйстве немца-колониста невдали от села Грачёвка на реке Ток. Немец имел сорок пять десятин земли, держал четырнадцать коров германской породы. Каждая корова давала в год в три раза больше молока, чем наша. Лошадей было четыре, тяжеловозы датской породы. Таскали такой плуг, который вспахивал поле на пятнадцать дюймов в глубину, а наши плуги с нашими лошадьми вспашут, самое большее, на семь с половиной дюймов. И ещё немец имел сырный заводик, который давал пятьдесят три пуда сыра в год.
Так почему, спрашивал автор, и нам не научиться делать сыр? Но вместо того, чтобы взять всё хозяйство как пример и учиться, назначенный из Центра комиссар приказал его разорить. Коров, лошадей зарезали и съели красноармейцы, порезали всех кур породы минорка, а каждая давала в год двести яиц.
Хозяину-немцу, рассказал Кережков, он помог сбежать с семьёй, а то его бы расстреляли.
Кережков объявлял задачей жизни заводить такие хозяйства, как у немца-колониста, но, прежде всего, надо добиться права неприкосновенности хозяйств. Оно, это право, должно стать главным законом государства. Так было бы, если бы большевики 5 января 1918 года не разогнали Учредительное Собрание, не расстреляли в Петрограде и в Москве мирные демонстрации в его поддержку.
Кережков перепечатал то, что Неделяев когда-то узнал от командира эсеровского отряда, - слова Горького: "Лучшие русские люди почти сто лет жили идеей Учредительного Собрания, - политического органа, который дал бы всей демократии русской возможность выразить свою волю. В борьбе за эту идею погибли в тюрьмах, и в ссылке и каторге, на виселицах и под пулями солдат тысячи интеллигентов, десятки тысяч рабочих и крестьян. На жертвенник этой идеи пролиты реки крови - и вот "народные комиссары" приказали расстрелять демократию, которая манифестировала в честь этой идеи".
Неделяев прочитал всю приведённую Кережковым статью Горького "Несвоевременные мысли" из номера газеты "Новая жизнь", который вышел в тринадцатую годовщину Кровавого воскресенья 9 января 1918 года, прочитал перепечатки из других газет и принялся далее изучать "прокламации".
Кережков начинал с примера, взятого из рассказа, который прочитал в журнале "Всемирная панорама" в 1910 году. Голодный русский скиталец заглядывает в щель забора, окружающего малинник справного нерусского хозяина, за щелью в малиннике горит вечерняя заря, будто там светится маленькое домашнее солнце.
Если сломать, писал Кережков, самодержавие Центра, обрекающее тружеников на голод, то они быстро справятся с ним. Волю жителей деревень, сёл и городов, будут выражать посланцы в высший орган власти, выбранные собраниями на местах. Будут приняты законы, по которым деревня, село, уезд получат как можно больше власти. Центру останутся лишь те права, которые ему делегируют жители с мест. У жителей будет полная свобода распоряжаться своей собственностью, продуктами своего труда, свобода трудиться для своего блага.
Смысл и цель жизни людей - добиваться, чтобы никакая власть не могла посягать на благополучие человека, сознательного независимого созидателя своего собственного домашнего солнца. Оно, маленькое, по своему значению должно стать больше самого солнца.
Неделяев потёр нос пальцем в замешательстве: усмехнуться или восхититься?
90