Читаем Солнце больше солнца (СИ) полностью

Стоя в стороне, Борисов остреньким взглядом перебегал с него на неё. На пороге кухни замерла отчуждённо, будто она тут посторонняя, Евдокия. Маркела Николаевича вдруг разозлило, что его сделали предметом любопытства: он вызывающе молчал.

Тогда Дмитрий Сергеевич щёлкнул пальцами - к нему моментально повернулась Авдотья.

- Готово для гостей? - спросил он озабоченно-тепло.

Она торопливо закивала. Он подошёл к Анюте, которая, опустив глаза на сапоги Неделяева, быстро украдкой позыркивала на его лицо. Хозяин взял её за руку одной рукой, другую протянул сидящему на диване гостю - тот, не прерывая рукопожатия, поднялся.

- Баня истоплена... - сказал ему Борисов с вкрадчивостью намёка, затем обратился к Анюте: - Веди.

Гость глядел на её косящий глаз. Она пролепетала:

- Идёмте, дядя. - Пошла в коридор, Маркел Николаевич направился за ней.

Евдокия вдруг игриво пустила им вслед:

- На здоровье попариться!

Анюта вывела его в дверь на задний двор; по сработанной из сосновых досок гладкой, как столешница, дорожке прошли в баню. Неделяева взволновала память: он и исхудавшая от голода Поля в его бане. Сейчас было интересно увидеть разницу между Полей и этой женщиной, которую всю до пят, оставляя на виду лишь рябое толстогубое лицо, скрывало плотное тёмно-серое платье без талии.

Он вспоминал Полю, которая когда-то стояла к нему спиной и не смела раздеться. Теперь спиной встала Анюта, но она расстегнула все пуговицы на платье спереди, передёрнула плечами, и оно спало на пол - баба оказалась голой, как мать родила. "Митрий так подучил, трусов и тех нет", - отметил Неделяев. Он ожидал хихиканья, но она не издала ни звука. Выставляя зад в наклоне, сдёрнула руками туфли, переступила через лежавшее кучкой платье. Кожа у неё, что показалось необычным для рябой, была чистой, белой, как сметана, сдобные ягодицы округлялись, образуя снизу складки, вовсю просили помять, пошлёпать.

Она повернула к нему голову:

- Помогу вам?

Он, прельщённый её дышащим любовной готовностью телом, сел на лавку, сказал неуверенно:

- Сапоги не снимешь?

Она присела перед ним на корточки и в то время, как он ел глазами её стоячие средних размеров груди, с силой сдёрнула один за другим сапоги. Он, торопясь, разнагишался: она его не ждала и, войдя из предбанника в жар бани, легла на лавку навзничь. "Получила от Митрия полный инструктаж! - уверился Маркел Николаевич, на миг противно лизнуло сомнение: - А если она это не впервой?" Однако трудно было допустить, что друг подло подшутил.

Он нагой, с поднявшимся, стоял возле лавки, на которой лежала голая Анюта, и в мозг впивалось: какое сейчас его грело бы счастье, будь всё вокруг так, как до взрыва бомбы. "Эх-х-х!.." - неслышно рванулось изнутри, захватило его всего, болезненно тянулось.

- Не желаете? - дрожащим от жалобной тревоги голосом окликнула Анюта.

Он растерялся оттого, что его приходится понукать, пожал большим и указательным пальцами залупу, произнёс назидательно:

- Не торопись, коза, в лес - за всех один волк твоим будет!

У неё поднялись уголки большого с толстыми губами рта, то была улыбка. Разведя полные ляжки, она прикрыла ладонью другие губы, со страхом спросила:

- А вы женитесь?

- Если целка, то да! - сказал он, и она убрала руку с петуньи.

Он без затей лёг на девушку, начал совать, успокоенно закряхтел - елдак не шёл. Анюта тонко вскрикнула:

- Ай! Выньте чуть писечку!

Его озлило это слово.

- Так не делается! - отрезал, оскалившись, напрягая тело.

Всё более распалялся, как вдруг на мокрое от слёз возбуждённое лицо Анюты легла картинка с горизонтально расположенным огненно-белым диском, и нараставшее ощущение пригасло. Было так, как если бы он надувал воздушный шарик, а воздух уходил сквозь дырочку. Маркел Николаевич долго старался - наконец-то шарик надулся и лопнул, облегчив сотрясением.

"Не тот смак, как раньше", - сдерживая вздох, поднялся с Анюты.

Она поплескала из ковша на каменку, на стены, в терпком пару оба побили себя вениками, потом он велел ей ещё побить его, потереть ему мочалкой спину.

Вернулись в дом, Дмитрий Сергеевич пошёл через комнату навстречу другу - тот остановился, глядя в его глаза, со значением опустил веки. Борисов издал довольное:

- Ну-ну! - с интересом обратился к Анюте, замершей за спиной Неделяева: - Как попарилась?

- Они, - произнесла она с почтением, - знают, как делать. Спасибо им!

- Хорош пар от кваса. Какой был? - спросил гость хозяина.

- Из ржаных сухарей с настоем лесной душицы! - ответил тот с охотой.

- Угу, - изрёк Маркел Николаевич, будто узнал необыкновенно для себя важное.

Впятером чаёвничали: Борисов, Неделяев и три женщины; степенно пили чашку за чашкой. Маркел Николаевич видел бросаемые на него взгляды, вопрос в них, и, наконец, проговорил:

- Со свадьбой не буду тянуть.

Хозяин со стуком поставил чашку на блюдце.

- А теперь по стаканчику! - взглядом передал приказание Авдотье и Евдокии, они принесли напитки.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее