Солнце больше солнца (СИ)

Зима покрывала край снегом слой за слоем, точно так же как время множило слои происшедшего. Маркел Николаевич ехал верхом из Саврухи в соседний колхоз, вверенный его заботам о порядке, дышал свежестью снег, по которому ступала лошадь, но как ему суждено было растаять, не растает ли и представление о несусветном оружии всемирного господства? Знание о нём, когда-то взяв Неделяева за живое, возвышало его в собственных глазах, оно помогало переносить страх смерти на войне, оно было светлым бликом в повседневности, в которой Неделяев добывал себе вкусное и удобное. Заветное чарующее знание вдохновляло правом гордиться собой, приобщённым к нему. На что ни оглянись, всюду оно было с ним, питая силой уверенно идти по жизни. Он мужал, хлебал забористую похлёбку войны, пятнал себя кровью, блюл выгоду, служа и выслуживаясь, обрастал мясом, начал стареть, а впереди всё поджидала, дразнила, мучила, но никак не желала воплотиться в явь невиданная титаническая сила сокрушения всех врагов.

Вот на СССР напал враг, дошёл до Москвы, едва не захватил её, а никакое неслыханное оружие не дало о себе знать. Не оказалось его ни у Германии, ни у других стран, схватившихся в войне: Америки, Англии, Японии. Сердце Маркела Николаевича обжигалось холодом - уж не сказку ли рассказывал незабвенный Лев Павлович Москанин?

Шла шагом лошадь, нависало серое немое небо, всё ближе была деревня, в которой там и сям выступали заснеженными горками соломенные крыши, в покосившихся заборах не хватало досок, сквозили прорехами плетни. При виде всего этого обыкновенного, простого, привычного - не чем, как детской сказкой показалась возможность вызвать чудовищный смерч, создать летающую громадину из стали.

В отчаянной душевной боли оттого, что у него пропадает его вера, Маркел Николаевич собрал все силы воображения и представил над деревней слепящий, от края до края неба сполох, от которого вспыхнули крыши, пламя слизнуло все строения, заборы, плетни, колодезные срубы, зимние голые деревья, кусты.

Воображённое потрясло своей ясностью, сидящий на спокойной лошади Неделяев в мороз вдруг вспотел. Спустя минуту его зазнобило, понукая лошадь, он миновал околицу, поехал меж дворов с их серыми постройками, сугробами, поленницами. Его ждало дело о краже корма для колхозных овец.

В правлении колхоза его хорошо знали, предложили, что было весьма кстати, чаю, по военному времени, конечно, без сахара; обед, не суливший ничего, кроме варёной картошки, был отложен. Маркела Николаевича проводили в овчарню, показали сарай с заготовленным луговым сеном, с овсяной, ячменной, просяной, гороховой соломой, погреб с корнеплодами. Сейчас, когда царил лозунг "Всё для фронта, всё для победы!", тем, кто кормил огромную армию, оставалась самая малость, на счету была каждая морковка. А тут на днях в погребе заметно убавилось кормовой свёклы и моркови.

Маркел Николаевич отвёл в сторону скотницу, которая первой заметила убыль, спросил доверительно:

- Кто из ваших мог унести?

Женщина убеждённо сказала:

- И захочешь - не унесёшь! - будто взвешивая что-то на задубевших от работы чёрных, с потрескавшейся кожей, руках, объяснила: - Мы друг у дружки на глазах, отсюда уходим вместе. Как мешок корма унести, чтоб не заметили?

Неделяев, промолчав, затеял ходить по овчарне, оглядывая корыта кормушек, наслушался блеяния овец, вышел в загон под открытым небом, где овцы выгуливались. Рядом с милиционером держался сторож, пожилой мужик, ступающий мелкими шагами.

- Я караулю, как оно следовает, - повторил он в который раз.

Неделяев, знавший, что замок на погребе цел, сбоку глянул в лицо мужика, заросшее седой густой щетиной:

- Значит, ночью залезть не могли?

- Никак нет! Я без отлучки хожу, слежу, даром свой хлеб не ем! - с чувством проговорил сторож.

Маркел Николаевич посмотрел на нескольких скотниц, что стояли в стороне, и словно не вынес мучительной загадки, высказался:

- Но ведь кто-то же залез...

Сторож, стараясь, чтобы женщины не услышали, тихо сказал, заглядывая в глаза милиционеру:

- Могли сговориться... в кормушку всё не класть, свою долю под одёжей припрятать.

Неделяев, разумеется, сам предполагал подобное, подсказку же сторожа счёл неслучайной.

- Сговориться могли? - повторил громко, будто подхватывая поданную ему мысль.

Тут же подошла скотница, только что говорившая с Неделяевым, бросила в лицо мужику:

- Бесстыжие твои слова! - обернулась к подругам, потрясая руками: - Какие тут на нас поклёпы!

Бабы взялись стыдить сторожа, каждая заявила, что у неё нет своих овец.

- А сама свёклу да морковь в рот не возьмёшь? - кинул мужик, для большей язвительности кривя губы и вертя головой.

- А у тебя есть овцы? - спросил его Неделяев.

Сторож вздохнул.

- Есть четыре овечки. Кормлю их сеном, соломой, с лета веников заготовил.

- Только этим и кормишь? - сронил вскользь Неделяев.

- Только этим.

- Пойдём! - властно сказал Маркел Николаевич и вместе с колхозниками, которые проводили его из правления до овчарни, направился к двору сторожа.