Не знаю, верно ли я понял, куда вы клоните, задавая свой вопрос, но мне кажется, что вы слегка разочарованы тем, что ментальный и духовный рост людей не поспевает за ростом возможностей передвижения. Мне думается, теория сфер – помимо всего прочего – представляет собой еще и полезный инструмент, позволяющий работать над преодолением разочарования в людях, которые привержены связям в своем ближайшем окружении. Собственно, нет ничего удивительного в том, что
Чувство унижения и оскорбления человеческой сущности имеет свою историческую составляющую. В эссе «Презрение масс» я указал на то, что для возникающих в эпоху модерна обществ характерны два протестных аффекта: во-первых, возмущение тем, что человек лишен политического достоинства, объективно порабощен в отношениях власти, а также возмущение соответствующими всему этому психическими деформациями, во-вторых – неприятие экономического унижения человека, лишения его достоинства в экономике, эксплуатации его землевладельцами, а позднее – возмущение унизительной зарплатой в капиталистической системе. Еще до возникновения всякой этики и критики обшества люди интуитивно понимают, что неприемлемо и то и другое, – и там, где условия продолжают существовать, такие аффекты по-прежнему актуальны и значимы. В постмодерных обществах к этому добавился третий скандал, о котором до сих пор не говорилось в достаточной мере: это – коммуникативное унижение человека, лишение его достоинства посредством средств массовой коммуникации, вовлечение в тривиальные коммуникации, дискредитирующие его. В иные дни действительно возникает такое чувство, будто медийная машина представляет собой не что иное, как совокупность мероприятий, направленных на то, чтобы сделать человека смехотворным. Этот бизнес приобрел такой размах, что встает вопрос: почему в ответ не поднимается волна гнева, которая превратится в культурную революцию. Но, вероятно, этому не следует удивляться. Нормализация держит все под своим контролем, все бдительно приводится к норме. И каждый между тем опасается, что его застигнут в тот момент, когда у него возникнет какое-нибудь благородное побуждение.
Несмотря на все это, я не хочу особо останавливаться на подобных настроениях, потому что нельзя предоставлять рессентименту никакого места в философии. Вообще я вынужден заметить, что во время этой беседы – в некоторых ее местах – у меня возникало несколько неприятное чувство, потому что я терпеть не могу разговоров о необходимости привести что-то в норму или о чем-то подобном; еще более меня приводят в негодование рассуждения о том, что у нас якобы существовали какие-то достижения в области культуры, которые в последние годы были утрачены. Может, это порой и верно, но звучит уж больно по-стариковски и склеротически. Соглашаясь с культурной критикой подобного рода, я чувствую себя ее пособником. А разве я не получил профессиональное образование лицедея, каковым является всякий творческий человек?
VI. Амфибическая антропология и информальное[247] мышление
О морали борьбы и мистики
Г. – Ю. Х.: Господин Слотердайк, в начале нашего последнего разговора я хотел бы рассказать две истории. Одна из них – вымышленная, другая – реальная, но обе затрагивают некоторые важнейшие аспекты наших предшествующих размышлений, а также вполне пригодны для того, чтобы проложить для нас пути в будущее.