Читаем Солнце и смерть. Диалогические исследования полностью

Здесь уместно вспомнить очень симптоматичную полемику Иммануила Канта с «недавно появившимся высокопарным тоном в философии» – так назывался небольшой памфлет, направленный против платоников, которые, заплутав, вдруг появились в философии Нового времени; памфлет, в котором Кант защищает прогрессивную дискурсивную точку зрения в борьбе против мечтателей и интуитивистов, – что, разумеется, было оправданно с исторической точки зрения. Но если смотреть на эту полемику с учетом того направления, которое приняло последующее развитие, то в ней начинают слышаться и другие тона – скорее сомнительные. В принципе, выступление Канта выражает лишь одну мысль: в публичном пространстве будущего слова будет лишен тот, кто не готов следовать определенному стандарту речи. Это утверждение равносильно подчинению философского мышления буржуазной этике труда, а следовательно, и внедрение в него принципов эффективности, консенсуса и конформизма. Кант становится предвестником антиаристократического и антисозерцательского рессентимента, как будто он желает сказать: пусть даже я обречен судьбой на безответную любовь к метафизике, но, по крайней мере, я все-таки должен позаботиться о том, чтобы она не выказывала свою благосклонность никому другому. При этом происходит очень сомнительная трансформация философского языка и всего дела философии: установление рамок и формализация, влияние которых сказывается по сей день. Любовный альянс между философией и чиновничеством высшей школы, превращающий созерцающее мышление в производство дискурсов согласно нормативам и стандартам, длится, таким образом, уже два века. Значение произошедшего перелома невозможно переоценить. Генрих Гейне еще в 1835 году предостерегал от серого суконного стиля Иммануила Канта, но смягчил свой упрек, высказав предположение, что подобный стиль мог быть избран для отпугивания цензоров. Так или иначе, начиная с этого момента, философское мышление приобретает характер труда и становится антиэстетическим. Оно должно обрести народохозяйственное значение и успешно вести по жизни, оно должно придавать бодрость на государственной службе, а потому язык философии должен обрести такую форму, в какой он может быть усвоен государственными чиновниками. Интересно, что бы сказал Гейне о наших сегодняшних художниках дискурса? Какого цензора они хотят отпугнуть? Ничего удивительного, что их искусство в конце концов стало ориентироваться исключительно на коллег, а боязнь их критики сделалась первичным мотивом. И за прентензиями Гегеля стоит давление буржуазного мира труда с его призывом к профессионализму. Философии у него даже пришлость отказаться от оскорбительного названия «чистой» любви к мудрости и стать действительной наукой мудрости. Все же Гегель попытался найти профессионализированную форму замены для прежнего созерцания – в образе спекулятивной логики, но антиаристократический, и прежде всего антидилетантский, рессентимент у него едва ли слабее, чем у Канта. Отсюда его злость на иронию как сознательную позицию, отсюда его угрюмая ненависть по отношению к далекой от труда субъективности романтиков, которые хотели скорее играть, чем обосновывать. В этом контексте надо упомянуть о том что вплоть до конца XVIII века, а порой и позднее понятие diletto имело позитивный смысл, поскольку обозначало благородное, не связанное с профессиональными обязанностями занятие искусствами и науками – исключительно ради удовольствия.

Г. – Ю. Х.: Точно такое же значение имело слово «любитель». Назвать кого-нибудь этнологом-любителем, например Лейриса или Сегалена, мне всегда казалось знаком высшего отличия, тогда как большинство людей используют это выражение для дискриминации.

П. С.: Я отношусь к этому точно так же, как и Вы. Деградация обоих выражений говорит о том, что рессентимент, направленный против свободных от тяжкого труда, свободно парящих форм занятий художественными или научными материями успел одержать целый ряд успехов. Сегодня сильно сузились круги, в которых сохранились любительские занятия искусством, наукой и философией, которым предаются с энтузиазмом и иронией – ведь трудовой и варварский габитус или, иначе, профессионализм распространился сегодня везде. Созерцание считается неподобающим занятием в том мире, в котором все должны чего-то достигать и все должны трудиться, а за интуитивные прозрения больше не дают премий.

Каждый, кто говорит, должен теперь превратиться в труженика-аргументатора, каждый, у кого есть свое мнение, должен дать себе труд профессионально обосновать его. Так и появляется тяжелая голова, которая нуждается в подпорке. Собственно, современная голова становится глобусом, который приходится закреплять на опоре. Никакого тебе шара без твердой опоры (Gestell)[287].

<p>Тяжелая, как свинец, глобализация</p>
Перейти на страницу:

Похожие книги

1. Объективная диалектика.
1. Объективная диалектика.

МатериалистическаяДИАЛЕКТИКАв пяти томахПод общей редакцией Ф. В. Константинова, В. Г. МараховаЧлены редколлегии:Ф. Ф. Вяккерев, В. Г. Иванов, М. Я. Корнеев, В. П. Петленко, Н. В. Пилипенко, Д. И. Попов, В. П. Рожин, А. А. Федосеев, Б. А. Чагин, В. В. ШелягОбъективная диалектикатом 1Ответственный редактор тома Ф. Ф. ВяккеревРедакторы введения и первой части В. П. Бранский, В. В. ИльинРедакторы второй части Ф. Ф. Вяккерев, Б. В. АхлибининскийМОСКВА «МЫСЛЬ» 1981РЕДАКЦИИ ФИЛОСОФСКОЙ ЛИТЕРАТУРЫКнига написана авторским коллективом:предисловие — Ф. В. Константиновым, В. Г. Мараховым; введение: § 1, 3, 5 — В. П. Бранским; § 2 — В. П. Бранским, В. В. Ильиным, А. С. Карминым; § 4 — В. П. Бранским, В. В. Ильиным, А. С. Карминым; § 6 — В. П. Бранским, Г. М. Елфимовым; глава I: § 1 — В. В. Ильиным; § 2 — А. С. Карминым, В. И. Свидерским; глава II — В. П. Бранским; г л а в а III: § 1 — В. В. Ильиным; § 2 — С. Ш. Авалиани, Б. Т. Алексеевым, А. М. Мостепаненко, В. И. Свидерским; глава IV: § 1 — В. В. Ильиным, И. 3. Налетовым; § 2 — В. В. Ильиным; § 3 — В. П. Бранским, В. В. Ильиным; § 4 — В. П. Бранским, В. В. Ильиным, Л. П. Шарыпиным; глава V: § 1 — Б. В. Ахлибининским, Ф. Ф. Вяккеревым; § 2 — А. С. Мамзиным, В. П. Рожиным; § 3 — Э. И. Колчинским; глава VI: § 1, 2, 4 — Б. В. Ахлибининским; § 3 — А. А. Корольковым; глава VII: § 1 — Ф. Ф. Вяккеревым; § 2 — Ф. Ф. Вяккеревым; В. Г. Мараховым; § 3 — Ф. Ф. Вяккеревым, Л. Н. Ляховой, В. А. Кайдаловым; глава VIII: § 1 — Ю. А. Хариным; § 2, 3, 4 — Р. В. Жердевым, А. М. Миклиным.

Александр Аркадьевич Корольков , Арнольд Михайлович Миклин , Виктор Васильевич Ильин , Фёдор Фёдорович Вяккерев , Юрий Андреевич Харин

Философия
Основы философии (о теле, о человеке, о гражданине). Человеческая природа. О свободе и необходимости. Левиафан
Основы философии (о теле, о человеке, о гражданине). Человеческая природа. О свободе и необходимости. Левиафан

В книгу вошли одни из самых известных произведений английского философа Томаса Гоббса (1588-1679) – «Основы философии», «Человеческая природа», «О свободе и необходимости» и «Левиафан». Имя Томаса Гоббса занимает почетное место не только в ряду великих философских имен его эпохи – эпохи Бэкона, Декарта, Гассенди, Паскаля, Спинозы, Локка, Лейбница, но и в мировом историко-философском процессе.Философ-материалист Т. Гоббс – уникальное научное явление. Только то, что он сформулировал понятие верховенства права, делает его ученым мирового масштаба. Он стал основоположником политической философии, автором теорий общественного договора и государственного суверенитета – идей, которые в наши дни чрезвычайно актуальны и нуждаются в новом прочтении.

Томас Гоббс

Философия