Солнце и смерть. Диалогические исследования

Неужели мы и в самом деле во всех ситуациях нуждаемся в чем-то твердом, стабильном, строго определенном – как в ориентирах для нашего чувства реальности и для удовлетворения нашей потребности в объективном? Неужели мы действительно нуждаемся в твердой почве под ногами и в соответствующем материалистическом, опирающемся на твердый фундамент мышлении – или нам приходится довольствоваться им лишь потому, что когда-то давно мы утратили связь с текучим первоэлементом, с водой? Может быть, рождение кажется нам экзистенциальной катастрофой потому, что во время него исчезает окружающий нас первоэлемент, в котором мы могли бы продолжать невесомо парить? Неужели мы утратили невесомость и отяжелели, подпав под действие силы тяжести, потому, что, начиная с определенной стадии эволюции, перестали ощущать «объемлющую весь мир воду», о которой, как Вы упомянули, сообщали мифологии Египта и Месопотамии – и после этого для нас как бы высохло и внутреннее пространство мира? Эти вопросы, которые звучат немного странно, я задал потому, что хотел подчеркнуть, насколько важно воспротивиться одномерному мышлению, сидячему или стоячему мышлению, заговору реальности.

П. С.: Как Вам известно, моя работа завершается выходом в амфибийную антропологию. Я заинтересован в проведении доказательства того, что люди – это существа, не привязанные только к одному первоэлементу мира. Тот, кто придерживается такого взгляда на них, уже неверно их описывает. А почти все доныне существовавшие антропологии страдали односторонностью – ориентированностью только на один первоэлемент. Они интерпретируют нас как создания, которые могут существовать только в связи с одним первоэлементом – только на суше, на земной тверди, только в так называемом Реальном. Я, напротив, на протяжении многих лет развиваю учение о перемене сред, то есть теорию перехода из одного первоэлемента в другой, из одного состояния в другое. Это ясно прослеживается уже в «Евродаосизме», написанном в 1989 году, – книге, в которой я начал свои размышления на тему философской антропологии, – а еще лучше это заметно в «Чуждости миру» (1994). Теория сфер продолжает развивать эти начинания, обращаясь к изначальным элементам. Она не имела бы смысла, если бы не была в то же время и теорией расширения сфер. Поэтому она должна включать в себя исследование того, как человек осуществляет смену одного первоэлемента на другой.

Я, следовательно, описываю подвижность человека в филогенезе и в онтогенезе через динамику смены первоэлементов. Я утверждаю, что люди – это животные, склонные к перемене мест, к смене сред, к переселению. Они – онтологические амфибии. Они никогда не были только оседлыми существами – и не только после того, как переселились из леса в степи; они всегда сохраняли связь с другими средами – с воздухом, поскольку так никогда и не забывали совсем жизни в кроне деревьев, и с водой, потому что их никогда не покидало умение нырять и плавать, – но тут мы должны выражаться осторожнее, поскольку те, кто не нырял и не плавал, во многих местах твердо держал в руках весла. В дополнение к этому, люди – как существа, дышащие с помощью легких, – не могут жить без воздуха, зависимы от него; они, как и все высшие животные, используют кислород, необходимый как наркотик для обмена веществ, и получают отсюда высокий экстатический потенциал – способность испытывать экстаз. Кроме того, они – как стало известно только несколько лет назад – являются от рождения эндоморфинистами. Тут уже чисто биологически в нас культивируется способность испытывать сильные и тонкие чувства – способность, которую не принимает в расчет та антропология, которой учат в школах. Нам всегда присуще стремление вырваться за пределы, установленные для жизни. Это объясняет раз и навсегда, почему в классовых и в депрессивных обществах за людьми всегда должны были надзирать специально поставленные надзиратели, священники, философы и другие профессиональные возвращатели-в-рамки, прерыватели-полетов, чтобы контролировать их, понижая их настроение и возвращая на землю. Сегодня это достигается скорее посредством установления климата само-нормализации, приведения к норме собственными силами. Одним словом, исходя из оседлости, из привязанности к одной и той же почве, факта человеческого существования не понять. С тех пор как это стало ясно, мышление, привязанное к земле, не имеет больше никаких шансов.