Калитку отворили изнутри. Миновав стену – изрядно толстую, однако далеко не такую громадную, как Стена Несса, – я замер как вкопанный, да столь внезапно, что офицер, шедший сзади, врезался грудью мне в спину. Караульный, дежуривший возле калитки внутри, держал в руках длинный обоюдоострый меч, небрежно опираясь тупым, угловатым острием о булыжную мостовую.
– Где я? – спросил я у офицера. – Что все это такое?
– Старый порт, как я и говорил, – отвечал он. – А вот и корпус корабля, отданный под заключенных.
Подняв взгляд, я увидел перед собой исполинскую башню сплошь из блестящего металла.
– Он просто клинка моего испугался, – с ленцой протянул караульный. – Не бойся, парень, наточен он славно – даже не почувствуешь.
– К этому арестованному изволь обращаться «сьер»! – прикрикнул на него офицер.
– Может, и изволю… пока ты, сьер, тут.
Что офицер намеревался сказать ему, что сделал бы далее, так и осталось неизвестным: пока они препирались, из башни вышла женщина в сопровождении мальчишки-прислужника с фонарем. Отсалютовав ей (несмотря на ее немалый, судя по богатству мундира, чин) в самой пренебрежительной манере, офицер сказал:
– Вижу, тебе не спится.
– Какой уж тут сон! О твоем прибытии меня известили, тебя я знаю как человека слова, а новых клиентов предпочитаю осматривать лично. Повернись-ка, парень, дай взглянуть на тебя.
Я послушно повернулся.
– Великолепный экземпляр, и вдобавок вы его пальцем не тронули. Выходит, не сопротивлялся?
– Вот-вот. Для вас – просто поле непаханое, – буркнул в ответ офицер.
Более он ничего не добавил, и тогда один из солдат с факелами шепнул:
– Да он дрался, как дьявол, госпожа префект.
Взгляд, брошенный в его сторону офицером, говорил ясней всяких слов: сия реплика обойдется солдату очень и очень дорого.
– Что ж, если клиент так покладист, – продолжила женщина, – полагаю, в камеру мы его отведем и без вас?
– Можем и до камеры довести, если хочешь, – предложил офицер.
– Но если вы не поведете его внутрь, кандалы с него нужно снять сейчас же.
Офицер пожал плечами.
– Да, кандалы за мной числятся.
– Вот и забирай. Душка, – обратилась женщина к мальчишке-слуге, – возможно, он попытается бежать. В таком случае передай фонарь мне и верни его.
– Не вздумай, – шепнул офицер, подойдя ко мне ближе. – Не советую.
Освободив мои руки, он отступил на шаг и четко отсалютовал мне. Караульный с мечом, осклабившись, распахнул узкую дверцу калитки. Офицер с факельщиками гуськом вышли наружу, дверца за ними с лязгом захлопнулась, и я понял, что потерял единственного друга.
– Сюда, Сто Второй, – велела женщина, указывая на двери, из которых вышла к нам.
Я огляделся в надежде отыскать путь к бегству… и замер от изумления, коего не смогу описать, сколько бы ни старался. Слова сорвались с языка сами собой: удержать их я не сумел бы, как не сумел бы сдержать биение сердца в груди:
– Да это же наша Башня Матачинов! А вот Башня Ведьм, только стоит теперь прямо! А вон и Медвежья Башня!
– Тебя называют святым, – сказала женщина. – А я вижу, ты совершенно безумен.
С этими словами она протянула ко мне раскрытые ладони: смотри, дескать, я безоружна, и делано улыбнулась, что послужило бы вполне достаточным предостережением, не предостереги меня на ее счет офицер. Ясное дело, мальчишка в отрепьях был безоружен и никакой опасности собою не представлял, а вот с нее очень даже сталось бы припрятать под роскошным мундиром пистолет, если не что-либо худшее.
Большинству сие неизвестно, однако выучиться бить человека в полную силу весьма и весьма нелегко: некий древний инстинкт заставляет смягчать удар даже самых жестоких. Меня же среди палачей обучили не сдерживаться, и посему я ударил ее основанием ладони в подбородок с той же силой, с какой бил всех и каждого. Женщина рухнула наземь, словно кукла, а я пинком выбил из рук мальчишки тут же угасший фонарь.
Караульный у калитки поднял меч, но лишь затем, чтоб преградить мне путь. Развернувшись, я со всех ног помчался к Разбитому Двору.
Боль, поразившую меня в тот миг, можно сравнить лишь с пыткой на «Революционере»: ничего мучительнее испытывать мне не доводилось. Меня раздирало на части, и отделение от туловища каждой конечности тянулось, тянулось до тех пор, пока четвертование посредством меча не показалось сущими пустяками. Тем временем земля подо мною запрыгала, закачалась и не успокоилась даже после того, как вспышка ужасающей боли угасла, а я остался лежать в темноте. Где-то над головой грянули залпом все титанические орудия Орифийской Баталии.
Еще миг, и я вновь оказался в Мире Йесода. Чистый воздух наполнил грудь, в ушах зазвучала покойная, нежная мелодия вольных ветров. Однако, сев, я обнаружил, что это всего-навсего Урд – такая, какой должна казаться всякому, прошедшему сквозь Аваддон. Поднимаясь, я вспомнил, сколько сил влил в сие истерзанное тело, но руки и ноги по-прежнему оставались холодными, гнулись с трудом, суставы отчаянно ныли.