Солнце и Замок

Едва я шагнул во мрак, луг исчез без следа. Со всех сторон окруженный непроглядной тьмой, я ощупью отыскал впереди камень, нажал на него, и камень подался – сперва неохотно, со скрипом, затем пошел как по маслу, противясь нажиму лишь оттого, что был изрядно тяжел.

Казалось, хрустальный, переливчатый смех крохотной Цадкиэль звенит возле самого уха.

XLI. Из собственного кенотафа

Откуда-то из темноты донесся крик петуха. Отодвинув тяжелый камень, я увидел прямо перед собой, в звездном небе, себя самого – одинокую звездочку. Набравшая скорость, моя звезда превратилась из белой в ярко-голубую, но я, узнав ее с первого взгляда, вновь обрел прежнюю цельность, воссоединился с недостающей частью собственного существа. Как же она была близка! Даже диск красавицы Скульд сиял куда менее ярко и заметно уступал ей в величине.

Долгое (по крайней мере, на мой взгляд) время изучал я собственное воплощение там, далеко за орбитой Диса. Раз или два где-то неподалеку слышались негромкие голоса, но посмотреть, кому они принадлежат, я вовремя не удосужился, а наконец оглядевшись, не обнаружил поблизости никого.

Вернее, почти никого. Справа, с гребня невысокого холмика за мной наблюдал олень. Голову его украшали роскошные ветвистые рога, глаза неярко мерцали во мраке, а туловище терялось в тени венчавших холмик деревьев. Слева таращила в мою сторону пустые, незрячие глаза какая-то статуя. Где-то рядом тянула песню припозднившаяся цикада, хотя трава уже сверкала самоцветами изморози.

Места эти, как и луг возле Мадрегота, казались знакомыми, но я их не узнавал. Под ногами чувствовался твердый камень, из камня же была вытесана и отворенная мною дверь. Три узких ступени вели к аккуратно подстриженной лужайке. Стоило мне сойти на траву, дверь за спиной беззвучно встала на место, а в движении словно бы изменила собственную природу так, что, затворившись, сделалась совершенно неразличимой для глаз.

Передо мной простиралась узкая, около тысячи шагов от края до края, лощина, окаймленная пологими холмами. В склонах холмов виднелись двери – одни не больше дверей ресторанного кабинета, другие гораздо шире каменной двери в обелиске за моею спиной. Эти-то двери, а также мощенные камнем тропки, ведущие к ним, и подсказали мне, что я в садах Обители Абсолюта. Длинная тень обелиска, порожденная отнюдь не полной луной, а краешком солнца, едва показавшегося на востоке, указывала на меня, будто стрела. Сам я находился на западе – еще стража, а то и меньше, и край горизонта, поднявшись, закроет меня.

Охваченному любопытством, мне захотелось прочесть надпись на каменной двери, и я на миг пожалел об отданном хилиарху Когте, но тут же вспомнил, как осматривал Деклана в темной хижине. Подойдя ближе, я устремил взгляд на надпись и без труда прочел:

В память о

СЕВЕРИАНЕ ВЕЛИКОМ,

Автархе Содружества Нашего,

Первом По Праву Человеке Всей Урд

MEMORABILVS

Пораженный до глубины души, я замер, не сводя глаз с высоченного шпиля из темно-синего халцедона. Выходит, меня сочли умершим, а в этой уютной лощине устроили мне символическое надгробие? Сам я, пожалуй, предпочел бы некрополь близ Цитадели, где мне и впрямь надлежало бы в свое время (пускай хоть символически) обрести последний покой, либо каменное городище – по крайней мере, для настоящей могилы более подходящего места не сыскать на всем свете…

Опомнившись, я невольно задумался, кому пришло в голову воздвигнуть сей монумент – Отцу Инире или кому-то другому, а еще задался вопросом, в какой уголок садов меня занесло. Закрыв глаза, я дал волю памяти. К немалому моему изумлению, из недр ее всплыли скромные подмостки, на скорую руку сколоченные Бальдандерсом, Доркас и мной для представления пьесы доктора Талоса. Стояли они именно здесь, на этом самом месте: нелепый обелиск в мою честь высился как раз там, где я – в ином времени – делал вид, будто принимаю великана Нода за статую. Вспомнив тот эпизод и бросив взгляд на статую, которую заметил, едва вернувшись в Брия, я обнаружил, что это (как я и подозревал) одно из тех самых безобидных, якобы живых изваяний. Неторопливо шагая ко мне, статуя улыбалась на старомодный манер.

На протяжении вдоха я любовался игрой собственного сияния на ее бледных стопах, однако с рассвета над склонами горы Тифона словно бы минуло всего две-три стражи, и прилив сил совершенно не располагал к созерцанию статуй либо поиску места для отдыха в одной из укромных беседок, разбросанных по всем садам. Вспомнив о потайной арке, ведущей в Тайную Обитель, невдалеке от места, откуда глядел на меня олень, я подбежал к ней, прошептал управляющее дверьми слово власти и вошел внутрь.

Как странно, но и как же приятно было снова пройтись по этим узеньким коридорам! Их теснота, спертый воздух и мягкие ступени лестниц наподобие трапов пробудили к жизни тысячи воспоминаний о всевозможных проказах и тайных рандеву, о травле белых волков, о бичевании пленников аванзалы, о новой встрече с Орингой…