Солнце, которое светит ночью

С Женей они познакомились в восьмом классе, когда родители Вовы решили перевести его в другую школу. Вова сдружился со всеми, кроме Жени, потому что тот показался ему слишком надменным и неинтересным человеком. Все изменилось после одного случая, когда одноклассник украл у учителя часы и подкинул их Вове. Назревал большой скандал, учитель настаивал на отчислении Вовы из школы, что поставило бы под угрозу его золотую медаль. Женя поверил в невиновность новенького и сумел убедить перепуганных и озлобившихся взрослых в том, что у него не было никаких причин вредить учителю, что для его интеллекта это преступление слишком плохо спланировано и исполнено, и если часы вернулись к владельцу, то не стоит доводить дело до отчисления. Учитель сопротивлялся, пока Женя не сказал, что взрослым стоит лучше владеть собственными эмоциями и лучше провести некоторое исследование прежде чем осуждать невиновных. Через несколько месяцев учитель уволился из-за повторяющихся конфликтов с коллегами, а Вова и Женя стали близкими друзьями. Импульсивная, творческая натура требовала сделать что-то в память об этом событии и о том, что такое настоящая дружба, но не смог тогда придумать ничего подходящего. В двадцать один год Женя подарил Вове часы, о которых тот мечтал, но на утро после вечеринки, они пропали. Вова чувствовал себя ужасно виноватым и придумал способ извиниться перед другом – набил себе татуировку с изображением этих часов на левой руке.

– Часы! – воскликнул Женя и набрал номер знакомого патологоанатома, – Алена, привет, не отвлекаю? Я тебя очень прошу сказать мне, если к тебе привезут кого-то с татуировкой часов на левой руке. Спасибо!

Страхов посмотрел на время и, поняв, что уже очень опаздывает к сестре, скорее прыгнул в машину и домчался до областной больницы. В приемном отделении он столкнулся с отчимом.

– Привет, – сухо сказал он в сторону отчима и обнял мать.

– Виталик беспокоится за Лизу, – тихо прошептала Валентина Валерьевна.

– Очень несвойственное ему чувство, – сердито проворчал Страхов.

Отчим зло посмотрел на пасынка, отозвал его в сторону, чтобы Валентина Валерьевна не слышала, и сказал:

– Да, я твоим отцом никогда не был. И не стану. Но не мешай мне быть её отцом.

Страхов в ярости сверкнул глазами и, не дожидаясь разрешения врачей, прошел по коридору к лифту, поднялся на шестой этаж в отделение офтальмологии и, надев белый халат, проскочил к операционной.

Лиза, накрытая тонким одеялом, лежала на кушетке перед дверью операционной и ждала возвращения хирурга и медсестер. Все её маленькое тельце ходило ходуном, словно её бил озноб. Она сразу заметила брата, и ее лицо озарилось ласковой улыбкой.

– Боишься? – шепотом просил Страхов, присев перед кушеткой.

– Вроде бы уже нет, – тихо ответила Лиза дрожащим голоском, – но почему-то ещё трясёт.

– Все будет хорошо, – прошептал он и погладил её по крохотной голове.

От него исходило столько тепла, что Лиза не смогла не почувствовать внезапную перемену в его отношении.

– Я думала, ты меня ненавидишь, – шепнула она.

Страхов весь сжался, почувствовав вину за своё холодное отношение к той, которую любил всем сердцем.

– Этот гнев никогда не был обращён на тебя, – объяснил Женя и виновато посмотрел на сестру.

– Но если ты ненавидишь моего папу, как ты можешь любить меня? – робко и нежно спросила Лиза и добавила, – Я же его часть.

Страхов поморщился и, сестра поняла, что ему не понравились ее слова. Она тихо улыбнулась своей наивно-детской улыбкой, и его лицо просияло в ответ.

– Наши разногласия с твоим папой не могут больше повлиять на мои к тебе чувства, – пообещал он и прикоснулся своими горячими губами к ее холодному маленькому лбу.

Страхов потрепал сестру по голове и , поприветствовав пришедших медсестер, ушел из отделения офтальмологии.

По сложной системе коридоров он прошел к отделению реанимации, где лежали все пострадавшие по делу его клиента. На четвертом этаже областной больницы Страхов нашел лечащего врача и добился позволения поговорить со всеми привезенными в то утро пациентами и их родственниками. Врач сопроводил его к Маргарите Сергеевне, днями и ночами не покидавшей палату младшего сына. В палате, около крохотного тела спящего ребенка, утыканного проводами и капельницами, сидела осунувшаяся худощавая женщина, с рыжими пушистыми волосами, убранными в неаккуратную косу, передвинутую на левое плечо. Врач осторожно окликнул её, она повернулась и затряслась всем телом. Он подозвал ее рукой, и та, вся дергаясь, подошла к Страхову. Вблизи на ее бледном лице можно было рассмотреть редкие глубокие морщины. Вся ее одежда пропахла горьким запахом лекарств, и на рукавах свитера поселились мелкие пятна крови. Почувствовав испытующий взгляд, она неловко стала поправлять растрепанные пряди волос и потирать фиолетовые круги под большими зелеными глазами.

– Здравствуйте, меня зовут Евгений Витальевич, – произнес Страхов, машинально протягивая руку.

Женщина смутилась, замешкалась на мгновение и пожала большую теплую руку своей влажной замерзшей рукой.