Солнце, луна и хлебное поле

– Успокоился, поел и лег, теперь, наверное, уже спит, – сказала она и оглянулась на ворота, там остановился грузовик, из кабины вышел человек лет сорока, прошел будку и, шатаясь, вошел во двор. Он был сильно пьян. – Это главный психиатр, – узнала его Манушак. Она вышла из беседки, дождалась его у фонарного столба и поздоровалась.

Он остановился:

– Какого черта тебе надо? – заревел он.

Чего могла хотеть бедная Манушак?

– Я сестра Сурена, что вы думаете, как сейчас состояние его здоровья?

Врач уставился на нее:

– Ты его видела?

– Да.

– Он все такой же тронутый?

Она кивнула:

– К сожалению, да, улучшения не заметно.

– Уникальный псих! По его бредням пять диссертаций написано, ему очень повезло, будь он нормальным, кому бы он понадобился? Поэтому ты не переживать должна из-за его болезни, а радоваться и гордиться этим. – Он засмеялся, повернулся и поплелся к зданию больницы.

Манушак стояла с открытым ртом.

– Я не очень-то поняла, что он мне сказал, – обратилась она ко мне.

– Он сейчас не в лучшем состоянии, чем Сурен. Не обращай внимания.

– Ладно, пойдемте отдохнем, – сказала она.

Девочка спала, положив голову на сложенные руки. Я взял ее на руки и пошел за Манушак. Мы обошли главное здание больницы, прошли мимо развешенного на веревке белья и подошли к небольшому одноэтажному строению. Тут была комната, где могли переночевать посетители. В комнате стояло пять железных кроватей, на кроватях были старые матрацы и ватные одеяла, на стене тускло мерцал большой фонарь. В комнате уже были две женщины и старик. Я осторожно положил ребенка на кровать, Манушак сняла с нее куртку и обувь, укрыла одеялом, потом и сама прилегла рядом и улыбнулась мне. Я улыбнулся в ответ и присел рядом на свободную кровать у окна. Я не собирался оставаться тут, Сурен наверняка знал об этой комнате, и если бы он проснулся и сумел выскользнуть из палаты, то легко нашел бы меня и огрел спящего чем-нибудь Каково? Я боялся. Я ничего не сказал об этом Манушак, не счел нужным, дождался, пока она тоже уснула, и вышел во двор. Пролез через дыру в ограде и в темноте поднялся на пригорок – я хорошо помнил, что там стояло не меньше десяти стогов сена.

Когда я поднялся, выплыла луна, и за стогами показались крыши – на другой стороне пригорка была маленькая деревня. Кое-где в окнах виднелся свет от керосиновых ламп. Я подошел к первому стогу, разворошил сено и спрятался внутри. Хорошо пахло сухой травой. Я смотрел на освещенные луной горы, на лесистые склоны и в мыслях оказался далеко, в Казахстане, где провел четырнадцать лет без сознания в приюте для душевнобольных. Вспомнил проникнутую добротой настоятельницу, которая повесила крестик мне на грудь, монастырь, монаха Трифона. «Интересно, как они там, как у них с урожаем?» – подумалось мне.

Потом меня сморило. Но до того как уснуть, я услышал шум и открыл глаза. На окраине деревни, в каких-нибудь тридцати шагах от меня, молодой парень налег на ворота. Ворота были тяжелые, поддавались с трудом, заржавевшие петли противно скрипели. Наконец ворота открылись, и со двора выехала синяя «BMW» со знакомым номером 767, машина спустилась вниз, проехала больницу, поднялась на пригорок и исчезла из виду. Парень запер ворота, и все затихло. За воротами во дворе стоял двухэтажный кирпичный дом. Двор был огорожен высоким деревянным забором. Потом туча закрыла луну и наступила темнота, ничего уже не было видно, зато застрекотали светлячки.

53

Было еще темно, когда я спустился с пригорка, пролез через дыру обратно во двор и сел на лавку под навесом. Хорошо, что у меня были сигареты, я закурил. Через некоторое время проснулся сторож, вышел из будки, помочился у фонарного столба и заговорил со мной:

– Тот псих, что вчера за тобой с кирпичом гонялся, он кем тебе приходится?

– Одно время его сестра была моей невестой. Кем он приходится мне сейчас, не знаю, нет у меня точного ответа.

– Он армянин, да?

Я кивнул.

– Интересный псих, сказал врачу, что Господь, когда создавал грузин, был в плохом настроении, оттого, говорит, вы и сидите в говне.

Я тоже был не в настроении:

– Возможно, не исключено.

Сторож пожал плечами:

– Что сидим в говне, это я знаю, но по какой причине? Ничего не могу сказать. – Потом добавил: – Холодно, – и вернулся в будку.

Я сидел и курил. Наконец защебетали птицы, вскоре рассвело. Во дворе появились санитары и больные. Я поднялся и пошел к дому для посетителей. Обойдя здание больницы, увидел, что Манушак снимает с веревки белье, девочка и Сурен помогают. Сурен уставился на меня, потом повернулся к Манушак:

– Это не Джудэ.

– Что за бред.

– Я тебе говорю.

– Это он, – засмеялась маленькая Манушак.

– Нет.

– А кто же тогда? – раздраженно спросила Манушак.

– Это вчера он был Джудэ, а сегодня это совсем другой человек, более несчастный и омерзительный.

– Я подожду вас под навесом, – крикнул я Манушак и пошел обратно, девочка пошла за мной.

Под навесом нас встретил старик, который тоже спал ночью в комнате для посетителей. В руках он держал старую фотографию и показывал ее сторожу: