Солнце, луна и хлебное поле

– К сожалению, нет.

До автобусной остановки мы дошли, не сказав ни слова. В автобусе все места были заняты, люди стояли и в проходе. Тамаз поздоровался с каким-то мужчиной, как две капли воды похожим на экспедитора Володю, и я не ошибся – он оказался младшим сыном Маквалы. Ничего не знал о моем появлении и был очень удивлен.

– Где твой брат? Давно его не видел, – спросил Тамаз.

– После смерти матери он продал квартиру, которая была в вашем квартале, и уехал в Грецию, искать удачи.

– А ты чем занимаешься? – спросил я.

– Я вице-президент Дворянского собрания, – гордо заявил он.

– Поздравляю, – усмехнулся Тамаз.

В ответ он с чувством собственного достоинства склонил голову; потом повернулся ко мне и спросил:

– Видел могилу отца?

– Нет.

– Я собрал деньги и поставил ему памятник, честно говоря, лицом не особенно похож, но памятник получился красивый, он в черкеске и с кинжалом.

Я уставился на него в изумлении.

– На открытии памятника присутствовали достойные представители грузинской аристократии.

Я понял, зачем ему понадобилось все это:

– Что? У них сомнения по поводу твоего происхождения?

– Однажды Цепион Бараташвили приперся к нам в офис, увидел меня – раскричался: «Его предки – дагетские армяне, были крепостными деда моего деда, он аферист, нечего ему тут делать». Не все, слава богу, поверили, но все-таки его поведение плохо сказалось на моем имидже.

– Пьян был, наверное, – не удивился Тамаз, потом спросил: – А твой отец, Володя, жив?

– Да, мы вместе живем, я его содержу.

– Почему фамилию не поменяешь, к чему тебе эта аристократия? – спросил я.

– Нравится мне, – ответил он, – к тому же не исключено, что восстановят монархию, тогда титулы снова будут в почете, земли и собственность вернут прежним владельцам, зачем же отказываться от такого шанса.

Нацелился на собственность моего деда. Да кто бы стал возвращать эту собственность, такое грузинам и в голову не пришло бы. Но его такая откровенная наглость раздражала меня, и я еле сдержался, чтоб не высказаться.

– Да, ну и что? – вскинулся он, заметив, что я злюсь. – Официально у меня такие же права на эту собственность, как и у тебя.

Я кивнул головой: «Будь здоров» – и стал проходить вперед. Мы собирались выходить на Земмеле, когда автобус остановился, я оглянулся, Тамаз махнул мне рукой: «Я останусь, поговорить надо». У него было довольное лицо, я догадался, что сын Маквалы предложил ему выпить пива.

В тот вечер я зашел к Жорику Момджяну домой, отдал ему двадцать лари и покончил со старым долгом. Было очень неудобно, но выхода не было, и я снова попросил у него денег в долг – пятьсот лари. Он задумался: «Сейчас у меня столько нет, но завтра попытаюсь достать». Он выполнил обещанное, и через два дня та пухлая женщина, улыбаясь, вручила мне новый паспорт. Я раскрыл его и обнаружил, что в начале моей фамилии ошибочно была добавлена буква «б», и теперь она читалась Бандроникашвили. Женщина забеспокоилась: «Поменяю за пару дней». Но я подумал, что так я еще больше отдаляюсь от прошлой жизни, и отказался: «Ничего, что есть – то есть, пусть так и остается».

На другой день я получил разрешение заниматься трудовой деятельностью, причем мне пришлось заплатить месячный налог вперед, так что у меня оставалось всего пять лари.

Вечером я узнал от алкашей, тусовавшихся около гастронома, что внизу, в начале бывшей улицы Энгельса, двое беженцев открыли сапожную мастерскую – это были конкуренты. Настроение испортилось, я закрыл мастерскую и спустился вниз по улице. Напротив школы на углу улицы я увидел совсем новую будку, выкрашенную в коричневый цвет. На ней была вывеска «Ремонт обуви». Я прошелся мимо будки взад и вперед. В будке сидели двое мужчин, один читал газету, а другой занимался делом. Потом там же рядом купил в магазине сигареты. У продавщицы не хватило мелочи для сдачи, и она дала мне лотерейный билет – по этому билету следующим вечером я выиграл девятьсот лари. В газете был опубликован список выигрышных номеров. Когда я сравнил и обнаружил, что номер моего билета совпал – глазам своим не поверил. Взволнованный, я вскочил и стал ходить перед мастерской взад и вперед. Меня увидел Нугзар Швелидзе и крикнул: «Что случилось?» – «Ничего», – ответил я.

Когда я рассчитался с долгами, у меня еще оставалось сто лари. Двадцать лари подарил Тамазу, тот пошел играть и все продул: «Еще и свои пять лари в придачу, – переживал он, – лучше бы ты не давал мне этих денег».

Через десять дней, на праздник святого Георгия, я купил в церкви свечи, и мы с Тамазом отправились на кладбище. Он плохо помнил место, где был похоронен мой отец, но мы издали увидели памятник и нашли могилу. На маленьком гранитном постаменте были высечены красивые буквы: «Его сиятельство князь Гиорги Андроникашвили». Памятник был отлит из какого-то простого металла, высотой метра полтора, а лицом был копией экспедитора Володи, от моего отца там не было ничего.

Я обошел его вокруг и от удивления разинул рот.