Солнце, луна и хлебное поле

Вечером я включил радио и услышал в новостях приблизительно следующее: «Сегодня утром из здания полиции в тюрьму перевозили одиннадцать подозреваемых в похищении и убийстве известного бизнесмена и мецената (упоминались имя и фамилия Трокадэро). К сожалению, все одиннадцать были расстреляны прямо в машинах перед зданием полиции не установленными пока лицами. Убитые являлись участниками обеих войн, и трое из них были удостоены орденов».

Перед глазами встало бледное лицо Хаима. Сколько времени человек может колебаться? Неделю? Месяц? Год? Всю жизнь? Наверное, зависит от человека и от темы. И тогда я решил: «Будь что будет, схожу, повидаюсь с ним». Бросил работу, побрился и пошел в баню. Выкупался, надел чистую сорочку и к десяти часам вечера подошел к резным воротам. Охранник с автоматом через плечо оглядел меня снизу доверху и вспомнил: «Тебя ж отсюда пинком под зад выставили?»

– Позови начальника, – сказал я.

Он усмехнулся:

– Ладно.

Спустя некоторое время вернулся:

– Велел тебе убираться отсюда.

– Я не к нему пришел.

– Вообще-то, я тоже советую, уж больно он в плохом настроении.

– Будьте любезны, сообщите обо мне своему патрону.

Лимит вежливости охранника закончился.

– А ну, пошел отсюда! – заорал он на меня.

В это время к воротам подъехал джип, оттуда вышел тот лысый мужчина, которому, по указанию Романоза, передал ключи племянник Трокадэро. Он приблизился и с таким почтением кивнул мне, будто я был генералом с семью орденами на груди, по меньшей мере.

– У вас проблема? – догадался он, смекалистый был человек.

Затем приказал охраннику:

– Приведи своего начальника.

Удивленный охранник убежал и чуть погодя вернулся вместе с начальником.

Лысый указал на меня:

– Знаешь, кто он?

– Был здесь однажды, – смутился тот.

– А то, что он сейчас здесь, господин Хаим знает?

– Нет.

– Почему?

Начальник растерялся, не знал, что сказать.

– Не его вина, – вступился я, – старое дело, человека ввели в заблуждение.

Начальник благодарно посмотрел на меня. Лысый проводил меня в дом, там перепоручил какой-то молодой женщине и исчез. Затем я сидел в мягком кожаном кресле в приемной комнате и курил. Наконец, когда я уже позабыл о том, где нахожусь и зачем, появился Хаим. С ним был тот лысый. Он кивнул нам обоим, попрощался и ушел, мы остались одни. На Хаиме был вязаный халат, лицо было уставшим. Он взглянул на меня как на вещь, которая уже ни к чему, но выбросить жалко, и непонятно, что с ней делать. Мне стало неловко.

– Пошли! – сказал он.

Мы прошли по коридорам и вошли в комнату, он показал мне на кресло: «Садись». Достал из шкафа граненые стопки и полную бутылку коньяка.

– Выпьешь?

Я отрицательно покачал головой. Он налил себе, сел и выпил.

– Как ты? – спросил я.

Он только пожал плечами.

Я взглянул ему прямо в глаза:

– Как бы ты поступил на моем месте?

– Не знаю, что тебе сказать, во всяком случае, спорить не собираюсь.

– Он получил то, что заслужил.

Хаим не ответил.

– Это так.

Некоторое время мы оба молчали. Затем Хаим спросил:

– Как он держался?

Я подробно рассказал все, что и как было, ничего не утаил. Непросто ему было все это слушать, он стал таким чужим и жестким, что под конец мне казалось, он смотрит на меня не глазами, а обледенелыми осколками стекла.

Наконец я закончил:

– Он и бровью не повел. Мне никогда не встречался такой человек, как он, у него абсолютно не было чувства страха.

Хаим опустил голову и уставился в пол. Я достал пачку, там оставалась всего одна сигарета, закурил, потом спросил:

– Как ты напал на мой след?

Он привстал и достал конверт из ящика стола, покрутил его в руках. На конверте с одной стороны был крест, с другой – шестиконечная звезда. Открыл, достал оттуда листок и показал мне. На листке было написано: двенадцать минус икс двадцать восемь. Внизу – Трокадэро.

– Узнаешь?

– Я написал.

– Знаешь, что это означает?

– Он мне сказал, что это код банковского счета.

Хаим отрицательно покачал головой.

– Это шифр.

– Ах-ха, – я был оглушен.

– Мы с ним дали номер всем, кто тогда крутился вокруг нас, и в случае необходимости вместо имени упоминали цифру. У нас тоже были номера, я был девятым, он – двадцать восьмым. Твой номер был двенадцать. Что касается минуса и икса, вместе они означают убийство. Смотри, что получается, – он провел указательным пальцем по строке, – двенадцатый прикончил двадцать восьмого.

А ведь когда я опускал конверт в почтовый ящик, что-то пробежало внутри меня, и я засомневался: «А стоит ли это делать?» Но тогда так все и кончилось.

– Ты не удивлен, что он помнил мой номер? – спросил я Хаима.

– Нет, у него была очень хорошая память.

– Он когда-нибудь спрашивал обо мне?

Хаим наморщил лоб и помотал головой:

– Нет, не припомню.

В этот момент на письменном столе зазвонил мобильный телефон. Он подошел, взглянул на номер и ответил по-английски. Затем сел на стул, достал из ящика стола лист бумаги с напечатанным текстом и просмотрел его. В какой-то момент мне показалось, что он разозлился, но вскоре он успокоился и даже рассмеялся. В конце концов он закончил беседу, повернулся, и на его лице появилось удивление, будто он уже и не помнил о моем присутствии.