Читаем Солнце над рекой Сангань полностью

Когда Вэнь Цай вернулся домой, товарищей его еще не было. Старый Хань уже раздувал огонь, готовя ужин. Внучонок сидел у ворот и забавлялся кузнечиком с оборванными крылышками.

ГЛАВА XXIV

Разговор по душам

В это время Чжан Юй-минь с Ян Ляном прогуливались по фруктовому саду, лакомились зрелыми плодами и собирали их в корзину. Узкие полоски солнечного света, пробиваясь сквозь густую листву, озаряли фигуры людей, ложились золотистыми пятнами на землю.

Прежде этот сад принадлежал помещику Сюй Юу; а при разделе полму досталось дяде Чжан Юй-миня — Го Цюаню.

Ян Лян никогда не видел такой красоты. Бесконечными рядами тянулись фруктовые деревья. Откуда-то из глубины доносились голоса невидимых людей. Тяжелые ветви хулубинов клонились к земле, образуя сказочный шатер, под которым свободно мог бы укрыться маленький домик. Деревья были усеяны крупными плодами — темно-красными, розовыми, темно- и светло-зелеными. Ян Лян и Чжан Юй-минь срывали их, либо поднимаясь на носки, либо низко сгибаясь, чтобы не задеть отягощенных ветвей. Глаза у них разбегались, они протягивали руки то к особенно крупным, то к необыкновенно ярким и красочным яблокам. Воздух был насыщен запахом фруктов, легкие жадно вдыхали тончайший аромат, проникавший, казалось, до самого сердца. Больше всего было хулубинов, но попадались и груши, и хайтаны[36], свисавшие кистями, словно прекрасные яркие цветы. Не удержавшись, Ян Лян сорвал маленькую кисть и залюбовался ею.

Ян Лян расспрашивал, кому принадлежит то или иное дерево, и радовался, когда хозяином его был бедняк. Тогда красные плоды казались ему пурпуром победы, и он принимался подсчитывать доход, который принесут деревья.

— Вот с этого дерева соберут плодов по крайней мере цзиней двести, — сказал он, остановившись возле хулубина.

— Просчитался, товарищ, при таком урожае, как нынче, каждое дерево принесет по меньшей мере восемьсот, а то и больше тысячи цзиней. А если бы пошли поезда и установились настоящие цены, доход с одного му равнялся бы доходу с восьми-десяти му орошаемой земли.

Ян Лян широко раскрыл глаза, пораженный такими цифрами.

— Но настоящий бедняк обрадуется больше орошаемому полю, — продолжал Чжан Юй-минь, — оно надежнее фруктового сада. В этом году плодов видимо-невидимо, а вот прошлый год был неурожайный, даже детишкам не пришлось полакомиться. Да и при хорошем урожае фрукты не заменят зерна. Вот хулубины — красивы, ароматны, а хранить их нельзя, приходится продавать как можно скорее. Если привоз большой, значит, цены низкие. В Калгане, конечно, их можно бы продать по двести-триста юаней за цзинь, но перекупщики еле дают по сто. А чуть опоздаешь — и того меньше. Попорченные фрукты обычно оставляют себе: сушат для детей.

Ян Лян стал снова прикидывать, какой же доход можно собрать с сада бывшего помещика Сюй Юу, розданного теперь двадцати беднейшим семьям. Если с десяти му собрать тридцать тысяч цзиней и выручить три миллиона юаней, каждой семье достанется по сто пятьдесят тысяч, а на них на рынке можно купить семьсот пятьдесят цзиней пшена. Семья из трех человек, если у нее есть еще какой-то приработок, — как-нибудь перебьется. Но, конечно, лучше всего иметь хоть немного пахотной земли.

Ян Лян расспрашивал, сколько фруктовых садов во всей деревне, кому они принадлежат — помещикам или кулакам, — запоминал фамилии владельцев.

По мере того как они углублялись в сад, тишина и безлюдье становились все более ощутимыми. Только один Го Цюань шел позади и разравнивал землю после них: если кому-нибудь вздумалось бы прокрасться в сад и оборвать фрукты — нетрудно было бы обнаружить следы.

Покончив с подсчетами, Чжан Юй-минь снова вернулся к прерванному разговору.

— Неужели ваши товарищи еще не поняли, что на собрании я не мог назвать имени Цянь Вэнь-гуя? У него глаза и уши даже среди активистов, и не успеем мы приступить к делу, как он улизнет. А кроме того, если мы поднимем вопрос о нем, а решение не пройдет, все полетит к чорту. Ведь у каждого на душе скребет: «Первой сгниет балка, что высунется из-под крыши».

— Ты установил за ним слежку?

— Даже ополченцам я не смею сказать всего. Не все такие, как Чжан Чжэн-го. Вот это молодец, понимает свой долг, для него существует только партия.

— А староста Чжао Дэ-лу? Ведь он давно в активистах, человек неглупый, да и бедняк. У жены даже платья нет. Неужели и он ненадежный?

— Головой он все понимает, да робеет. На борьбу его не поднимешь. В этом году он занял у Цзян Ши-жуна два даня зерна и думает, что никто об этом не знает. А того, кто должен помещику, не заставишь пойти против него, — так опутан каждый крестьянин. С каким бы помещиком ни начать борьбу, всегда найдутся противники.

— По-твоему, значит, начинать нужно с него?.. Вытащить за бороду злодея Цянь Вэнь-гуя? И даже актив не всегда надежен? Так, что ли?

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза
Афганец. Лучшие романы о воинах-интернационалистах
Афганец. Лучшие романы о воинах-интернационалистах

Кто такие «афганцы»? Пушечное мясо, офицеры и солдаты, брошенные из застоявшегося полусонного мира в мясорубку войны. Они выполняют некий загадочный «интернациональный долг», они идут под пули, пытаются выжить, проклинают свою работу, но снова и снова неудержимо рвутся в бой. Они безоглядно идут туда, где рыжими волнами застыла раскаленная пыль, где змеиным клубком сплетаются следы танковых траков, где в клочья рвется и горит металл, где окровавленными бинтами, словно цветущими маками, можно устлать поле и все человеческие достоинства и пороки разложены, как по полочкам… В этой книге нет вымысла, здесь ярко и жестоко запечатлена вся правда об Афганской войне — этой горькой странице нашей истории. Каждая строка повествования выстрадана, все действующие лица реальны. Кому-то из них суждено было погибнуть, а кому-то вернуться…

Андрей Михайлович Дышев

Детективы / Проза / Проза о войне / Боевики / Военная проза