Солнце перед ненастьем

Залиму было больно и очень обидно. Однако на этот раз он не плакал. Губы его были плотно сжаты, глаза колюче глядели из-под насупленных бровей. Взрослые молчали — им было стыдно смотреть друг на друга. Хадис ждал, что Мазан примется утешать любимого внука, но старик не произнес ни слова. Жантина сокрушенно думала о том, какое униженно пережил ее сын. Как она, учительница, допустила эту позорную расправу!

Окоченевший, напуганный, неверными шагами побрел Залим к дому.

Хадис чувствовал, что и отец, и жена — оба осуждают его. Стремясь оправдаться перед ними и как-то избавиться от мучительной неловкости, он сердито проговорил:

— Легко отделался, паршивец! Его еще не так следовало…

— Я не спорю, сын мой, ребенка надо воспитывать, но только не побоями, — возразил Мазан.

— Для таких, как он, все средства хороши. Лаской да уговорами его не проймешь.

Между тем Залим был как в тумане. Слова отца, ответ деда — все шло мимо сознания. Звенело в ушах, голова казалась большой и тяжелой.

— Ложись спать! — сурово приказал Хадис.

Залим покорно лег, но сон почему-то не приходил. В голове теснились мысли, одна печальнее другой. На глаза навернулись слезы. Ну конечно, он несчастный. Самый несчастный на свете. Все его ненавидят — и мама, и отец, и дедушка. Раньше дедушка жалел его, защищал… Почему же теперь?.. Завтра о его позоре узнают ребята, учителя…

Постепенно мысли становились все бессвязнее, начинали путаться. Неожиданно всплыли строки любимого стихотворения:

Тишиною северного вечера
Кажется мне ласковый твой взор…

Вместе со стихами пришла Нина, весело улыбнулась. Стояла, перебирая пальцами блестящую, как шелковая пряжа, косу. Глаза синие, ясные. Глаза друга. Друга? И опять пропал подкравшийся было сон. Какой же Нина друг? Водится с торгашом Хасаном… Дедушка сам как-то говорил, что бывают люди как тени: пока солнышко светит — за тобой ходят, как туча набежала — их не сыщешь. Нет больше Нины, есть Нинка-половинка. Э-эх! Ну и пусть!..

Тихо в доме Машуковых. Спят измученные тревогой люди. Только Мазан лежит без сна, глядит в темноту открытыми глазами и прислушивается к дыханию спящего на соседней кровати внука. Буря унялась, стих ветер, деревья замерли в усталой дреме, роняя на взмокшую землю тяжелые капли. Одни петухи нарушают тишину звонкой ночной перекличкой.

…Залим спал тревожно — шумно ворочался, что-то бормотал. Дед несколько раз окликал его, но мальчик не отзывался. «Какой у него нынче неспокойный сон! — сокрушался Мазан. — Бедный мальчик!»

А Залиму слышался голос деда — строгий, укоряющий: «Почему ты не принес прутьев для корзины, сын мой?» И вдруг Залим оказался в лесу, как раз в том месте, где режут лозу. Ночь темна, не видно ни зги. Залиму страшно. Он с трудом пробирается сквозь густые заросли кустарника. Колючие ветви цепляются за ноги, мешают идти. Залим падает, поднимается, снова падает… Вдруг что-то тяжелое навалилось сверху, притиснуло к земле. Огромная серая змея обвилась вокруг мальчика, сдавила горло. Бок пронзила острая боль, будто кто-то всадил туда кинжал. Залим застонал, боль исчезла. И змея пропала. Залим пытается бежать. Ноги, словно ватные, не держат. А он все бежит… Вот уже впереди светлеет, еще немного — и он выберется из дремучего леса. Навстречу вдруг выскакивают какие-то диковинные звери — глаза горят, как угли, лошадиные морды оскалены… И рога… А-а, да это шайтаны! Но ведь шайтанов на самом деле нет, люди их для сказки выдумали. Тогда не страшно.

Залим успокоился, затих. Но вот в душу снова начал заползать ужас: откуда-то издали слышится вой. Шакалы! Они повсюду! Они бегут к Залиму… Останавливаются, поднимают кверху морды, воют и снова пускаются бежать — и все ближе и ближе… Сейчас набросятся и разорвут на куски…

— Деду-шка-а-а! — в отчаянии кричит Залим.

От этого крика он проснулся. И тут же в комнате вспыхнул свет: это Жантина услыхала голос сына. Следом за ней вбежал Хадис. Последним в комнату вошел Мазан: он унимал во дворе Мишажа, который затеял свару с соседскими псами.

Родные обступили постель мальчика.

— Что с тобой, Залим?

— Тебе приснилось дурное?

— Что с тобой, сыночек?

Залим лежал молча, повернувшись лицом к стене. Мать присела возле него, наклонилась, коснулась губами лба.

— Ой, дада! Мальчик весь горит! — воскликнула она, испуганно глядя на свекра.

ОДИН — ЗА ВСЕХ, ВСЕ — ЗА ОДНОГО

Пять дней просидел Залим дома. Первые двое суток держалась высокая температура, потом дело пошло на поправку. Болезнь Залима так переполошила всю семью, что о злоключениях его никто не вспоминал. Мазан надеялся, что серьезная встряска, которую пережил мальчик, послужит ему хорошим уроком.

Недаром в тот вечер Хасан читал наизусть «Нарты». Залиму они очень понравились, и за время болезни он прочел все сказания.