Солнце перед ненастьем

— Да это же он! — воскликнул вдруг Хасан. — Он! Я его знаю! Еще с прошлого года, по ремонтным мастерским… А весной я сбежал от тети Хагурины и выехал с ним на пахоту. Два дня прожил у трактористов, дядя Хадис меня и на трактор сажал.

Услышав последние слова, Залим потемнел от гнева.

— Ври, да не завирайся! — грубо оборвал он Хасана. — Чтобы мой отец посадил тебя на трактор?!

— А почему бы и нет? — вступился за гостя Мазан.

— Да потому! Не посадит — и все.

— А вот сажал, сажал! — не сдавался Хасан.

— К рулевому управлению?

— Да, к рулевому управлению.

— Что же тут особенного, Залим? Если бы ты бывал в поле, отец и тебя научил бы управлять трактором. Так что напрасно ты споришь.

— Врет он все! Не пускал его отец за руль! Не пускал! Не пускал!

Видя, что Залима не переубедить, Хасан умолк.

— Ну что ты заладил одно и то же? — с укоризной сказал Мазан. — Не знаешь, а споришь. Вернется отец, спроси у него. А я верю Хасану.

— Зачем мне врать, дедушка Мазан? Я два дня прожил в поле у трактористов. А потом тетя Хагурина отыскала меня и увела домой. Если бы не она, я всю пахоту провел бы в бригаде…

Звук отворяющейся двери прервал Хасана. На пороге показался высокий широкоплечий человек в мокром офицерском плаще. Войдя в комнату, он стянул с головы капюшон и с трудом принялся расстегивать залубеневший на дожде плащ. Это был Хадис Машуков, отец Залима.

Немало пересудов в селении вызвало то, что Хадис Машуков, офицер, после демобилизации пошел в механизаторы. Почему бы такому человеку не стать секретарем райкома или хотя бы секретарем колхозной партийной организации? Так нет, ему, видишь ты, понадобилась «мазутная работа» в тракторной бригаде. «Может, он никакой не капитан? Может, свои четыре звездочки по случаю получил? На фронте, говорят, и не такое бывало», — болтали досужие сплетники.

Подобные разговоры так или иначе доходили до Хадиса Машукова, но он только посмеивался. Живя в чужих краях суровой, напряженной жизнью солдата, он иногда до боли в сердце мечтал о таком, казалось бы, пустяке, как узкая, нагретая солнцем стежка за огородом у родного дома, стежка, по которой можно пробежаться босиком. А вернувшись на родину, он всем существом своим ощутил, что больше всего на свете хочет пахать землю. К ней, по-матерински щедрой, сторицей воздающей за ласку и заботу, были обращены все помыслы Хадиса — бывшего солдата, а теперь хлебороба.

Хадис справился наконец с непослушными петлями, повесил плащ на вешалку и обернулся.

— А-а, вот, оказывается, кто у нас в гостях! — весело сказал он. — Юный механик! Привет, дружище. — Он, как взрослому, пожал мальчику руку и тут же обратился к Мазану: — Как здоровье, отец? Как жили тут без меня?

— Слава аллаху, сын мой. И со здоровьем благополучно, и жили неплохо.

— А ты как прыгаешь, Залим? Значит, вы друзья с нашим механиком?

Залим вспыхнул от досады.

— Так я и поверил, что он механик!

— А почему же нет? Значит, ты не знаешь своего товарища.

— Не знаю и знать не хочу!

— О, да ты, оказывается, злой.

Хадис отвернулся от сына и принялся стаскивать мокрую гимнастерку.

— Жантина, дай, пожалуйста, сухую рубашку! — крикнул он жене в открытую дверь кухни.

— Да ты весь мокрый, — сказал Мазан. — Иди как следует переоденься.

— И то верно.

Хадис ушел в спальню. Следом за ним поспешила Жантина.

— А твои вещи в комнате Залима, — на ходу сказала она Хасану.

Быстро переодевшись, Хасан простился и вышел. Мазан укоризненно глянул на внука.

— Как же так? Наш гость уходит один, никто его не проводит?

Но Залим сидел не шелохнувшись, будто слова деда не имели к нему ровно никакого отношения. Тогда старик вынул из кармана электрический фонарик и решительно шагнул за порог.

— Хасан, сын мой, где ты?

— Я здесь, дедушка Мазан!

— Подожди, мой мальчик, я тебя провожу.

— Что вы, дедушка! На улице грязь — ноги не вытащишь. Не надо, не ходите! Я быстро добегу до дому.

— А я недалеко, только до моста…

— Нет, дедушка, и до моста не надо! Пожалуйста, вернитесь домой.

— Ну ладно, не до моста, так хоть до ворот…

— Нет-нет! Возвращайтесь домой!

Хлопнула калитка, Хасан ушел. Старик немного постоял на крыльце. «Что же это творится с нашим Залимом? — горестно раздумывал он. — Совсем не умеет вести себя с людьми. Не проводил товарища… Хасан прибежал в ливень, принес его дневник и тетрадь, а он хоть бы спасибо сказал. Посмотришь на него — вроде хороший мальчик, неглупый, понятливый, а получше приглядишься — страшно становится».

Когда Мазан вернулся в дом, телевизор уже работал. Залим развалился на стуле перед экраном. Родители были у себя. В комнате дед разыскал на столе дневник. Да, вот эта пятерка прежде была тройкой… А вот и двойка по русскому…

Старик прошел в столовую и, ни слова не говоря, выключил телевизор.

— Что ты делаешь, дедушка! — завопил Залим. — Сейчас будет выступать московский поэт!

— Ну и что же? Пусть выступает.

— Но я хочу посмотреть!

— Ты недостоин того, чтобы смотреть на хороших людей.

— А я снова включу!

— Нет, не включишь. Тебе смотреть там нечего, а я уж такого нынче нагляделся, что на много лет хватит. И разбросанные книги, и грязь на столе, и двойка.