Солнце полуночи

– Мне просто хотелось получше узнать тебя. Белла не повела бы себя так, если бы ты ей просто нравился. Раньше она ни к кому не питала серьезных чувств. Не уверена даже, что ей известно, как при этом себя вести.

Я снова улыбнулся ей:

– Не только ей, но и мне.

«Да, как же, красавчик, – с сомнением отозвалась она. – Здорово у него язык подвешен».

– Не обижай мою девочку, – попросила она, посерьезнев. – Она слишком впечатлительная.

– Обещаю вам: я никогда и ничем не обижу ее, – эти слова я произнес совершенно искренне и отдал бы что угодно, лишь бы Белла была невредима и счастлива, и все же сомневался в том, что говорю правду. Ибо что причинило бы Белле наибольший вред? Самым честным из ответов неизбежно оказался бы лишь один.

Гранатовые зернышки и мое царство Аида. Разве не стал я только что свидетелем ужасного примера тому, как жестоко может обойтись с ней мой мир? Разве не по этой причине сейчас она лежала здесь, израненная и неподвижная?

Да, удерживать ее рядом означало бы причинять ей наибольший вред из всех возможных.

«Хм, кажется, он настроен серьезно. Что ж, сердца разбиваются, потом раны заживают. Такова жизнь. – Но тут она вспомнила лицо Чарли и смутилась. – Мысли путаются, я так устала. Утром все прояснится».

– Вам надо поспать. Во Флориде уже очень поздно. – Я услышал, как исказился от боли мой голос, но она еще слишком плохо знала его, чтобы заметить.

Она кивнула, у нее уже слипались глаза.

– Разбудишь меня, если ей что-нибудь понадобится?

– Обязательно.

Она поворочалась в неудобном кресле и быстро забылась сном.

Я перенес свой стул обратно к кровати Беллы. Было так странно видеть ее спящей неподвижно. Больше всего мне сейчас хотелось, чтобы она пролепетала что-нибудь во сне. Видит ли она меня рядом с собой в темноте прямо сейчас? Я не знал даже, есть ли у меня право надеяться на то, что видит.

Прислушиваясь к дыханию матери и дочери, я впервые за все время, как остался здесь, вспомнил об Элис. Обычно она не давала мне такой свободы, каким бы отчаянным ни было мое душевное состояние. Я понял, что уже некоторое время жду, что она вот-вот решит проведать меня с Беллой. И смог придумать лишь одну причину, по которой она меня избегала.

Мне с избытком хватило бы времени, чтобы обдумать события минувшего дня, но я этого так и не сделал. Только смотрел на Беллу и напрасно желал оказаться выше и лучше. Сделать правильный выбор и остаться верным ему еще до того, как ее затронул весь этот кошмар.

В этот момент я понял, что должен сделать кое-что. Я знал, что будет больно, но недостаточно: я заслуживал худшей кары. Оставлять Беллу не хотелось, но пришлось. С Элис я свяжусь по телефону, не зная точно, где она прячется от меня.

Я вышел в коридор – вызвав всплеск интереса со стороны двух медсестер, которые задались вопросом, отлучался ли я раньше из палаты, – и прежде чем успел достать телефон, услышал мысли Элис, поднимающейся по лестнице. Я двинулся навстречу, чтобы встретиться с ней за дверью на лестничную клетку.

Она несла в руках что-то маленькое, черное, обернутое тонким шнуром, и держала это нечто так, словно хотела сжать пальцы и раздавить, уничтожить свою ношу. В глубине души я удивился тому, что она этого так и не сделала.

«Этот спор с тобой я просмотрела больше трехсот раз, но так и не убедила тебя».

– И не сможешь. Мне надо это видеть.

«На этом и остановимся. Вот, держи». Элис сунула мне камеру, и я заметил, как рада она избавиться от нее. Я нехотя принял ее. В моей руке она выглядела чуждо и зловеще. «Уйди куда-нибудь, чтобы тебе не помешали».

Я кивнул. Совет был уместный.

«А я пригляжу за Беллой. Это ни к чему, но я же знаю, что так тебе будет легче».

– Спасибо.

Элис стрелой вылетела за дверь.

Некоторое время я блуждал по коридорам, в это время тихим, но не безлюдным. Подумывал укрыться в пустующей палате, но это убежище показалось мне недостаточно укромным. Потом спустился в вестибюль и вышел на территорию больницы. Здесь ощущение, что я один, усилилось, но все равно время от времени попадались сотрудники службы безопасности, проводящие обходы. Пока я шел с целеустремленным видом, я не внушал им подозрений, но если бы задержался на одном месте, ко мне наверняка обратились бы с расспросами.

Я искал уединенный уголок и с облегчением обнаружил его, начисто лишенный человеческих мыслей, прямо по другую сторону большого кругового проезда.

По иронии судьбы пустующее здание оказалось часовней при больнице, освещенной и незапертой, несмотря на поздний час. Я знал, что это место утешило бы Карлайла, но был совершенно уверен в том, что мне сейчас не поможет ничто.