Солнце сияло

Он подошел, встал рядом, и я, вновь нажимая кнопку вызова лифта, слегка улыбнулся ему - что было невозможно не сделать при таком нашем подобии друг другу. Он мне не ответил. Спокойно смотрел на меня - не сквозь, а именно на, - и на лице у него не дрогнуло и мускула; он смотрел так, как если б я был абсолютно неодушевленным предметом.

Лифт, послушный приказу пальца, распахнул двери, и мы вошли внутрь. Причем пальто в очках, несмотря на то, что стоял дальше, попытался войти первым - словно я и в самом деле был неодушевленным предметом и ждать от меня какого-либо движения не приходилось. Рука его, потянувшаяся к кнопкам этажей вслед моей, когда я нажал нужную мне, отпрянула назад. Оказывается, мы ехали на один этаж. И не в одну ли квартиру?

Лифт остановился. Створки дверей разомкнулись. Пальто, как вошедший вторым, стоял ближе к дверям и сейчас вышел первым. Я дал ему удалиться, чтобы не тащиться хвостом, если мы и в самом деле прибыли в одно место, и покинул кабину только после того, как шаги его замерли.

Опустив портфель на пол и держа хризантемы перед грудью, будто солдат Кремлевского полка карабин в парадном артикуле, пальто жал кнопку звонка у двери, за которой, единственной из трех на лестничной площадке, мне довелось бывать прежде.

- И вы, значит, сюда же? - сказал я, подходя к нему.

Он повернул ко мне голову. В глазах его выразилось враждебное недоумение.

- Я сюда, - проговорил он. С отчетливым ударением на "я". А куда вы, меня не интересует, прозвучало в его словах.

Хорош, однако, был тип, с которым мне предстояло встречать Новый год.

На дверях, открываясь, защелкали язычки щеколд. Пальто наклонился и поднял портфель. Теперь лицо его выразило вдохновение, подходящее служащему Кремлевского полка при прохождении мимо строя президента страны.

К моему удовлетворению, дверь открыла Ира. И, едва взглянув на кремлевского бойца, бросилась мимо него ко мне:

- Ой, какие розы!

Мне пришлось поднять букет вверх, как тогда у лифта, оберегая его от хищных рук вывалившихся из кабины женщин.

- Не одной тебе! Зови женщину, старшую в этом доме. Заодно и представишь.

- Да, и Ларису тоже позовите, - подал голос пальто, указывая подбородком на свои хризантемы.

Ларисой звали Ирину сестру, теперь ее имя было мне известно.

- Ой, будут, будут сейчас все, - пропела Ира, исчезая в глубине квартиры, а мы с пальто один за другим переступили порог, закрыли за собой дверь, после чего на нас выкатилась женская лавина и погребла под собой: такой вокруг поднялся шум и гвалт, столько раздавалось восклицаний, ахов, охов в адрес роз и хризантем.

Впрочем, несмотря на сумбур вместо музыки, я сумел уловить, что мать зовут Изольдой Оттовной (ага, немецкие корни, отметил я для себя), что она явно немолода, ощутимо старше моей матери, то есть родила своих дочерей уже в возрасте, хотя весьма ухожена и свежа, и что Лариса избегает смотреть на меня, но со своим типом при этом странно чопорна и натянута. В том черно-белом мужском рое, который выставлял нас со Стасом из этого дома, его точно не было.

Глава дома объявился в прихожей подобно исполинскому валуну, запоздало снесенному общим сотрясением с вершины горы и догнавшему лавину, чтобы придать ее движению дополнительную силу и мощь.

- И сразу оба. Вместе. Это как это? А у меня сведения - даже не знакомы друг с другом! - густо говорил он, приближаясь к нам.

В нем и в самом деле было нечто от политого дождями, обжаренного солнцем, обкатанного льдами высокогорного глетчера тысячелетнего гранитного валуна: крупная круглая голова, схваченная крепким, соль с перцем, коротким ежиком, массивные покато-широкие плечи, широкая, с поднятой диафрагмой, грудь и широкий, но соразмерный общим его габаритам живот, искусно спрятанный под туго обтягивающей шелково-бархатистой, вишневого цвета жилеткой. Глаза его смотрели будто бы с живостью, но это были суровые, тяжелые глаза бездушного камня. Фамусов - тотчас назвался он у меня. Что за комиссия, создатель, быть взрослых дочерей отцом... Хотя, естественно, я прекрасно знал его настоящее имя.

- А мы, Ярослав Витальич, договорились, - сказал я.

- Как это договорились, когда не знакомы? - удивился он.

- Как не знакомы? - ответно удивился я. - Только что в лифте познакомились.

- Так! Понятно, - кивнул Фамусов. - Вы, судя по всему, Александр?

- Я - Александр, - снова поклонился я, непонятно для него делая ударение на "я" - отвечая так этому типу в пальто с хризантемами.

- А я - Арнольд, - поторопился вслед мне поклониться тип - с удивившим меня подобострастием. Все же до этого со мной он был сам арктический холод. - Везунов, - добавил тип через некоторую паузу.

Я внутри всхохотнул. "Арнольд" в сочетании со столь говорящей фамилией - кто бы удержался от смеха.

- Ярослав Витальевич! - извлек я из кармана свое "Амаретто". - Если не для употребления, то хотя бы для созерцания.

- Нет, почему, - отозвался Фамусов, вполне благожелательно принимая у меня бутылку. - И для употребления, отчего же.