Солнце слепых

– Замечательная у вас ванная, – сказал Дрейк, выйдя из ванной.

– Вы мне льстите, капитан.

Не вам, а ванной, подумал Дрейк.

– Пивко, коньячок?

– Водочки нет?

– Почему же нет? Есть. Водочка всегда есть! У меня, как в армии, на все один ответ: «Есть!» Мы сейчас с вами организуем, капитан, роскошный стол. На кухне, если не возражаете?

Роскошный стол организовался из горбушки черного хлеба, помидоров с лучком и постным маслом, а из горячих блюд очень хороша была яичница на шкварках сала. Водочка ж была, как всегда, чистая слеза.

– Жратва готова! – сказала Анна Семеновна и пригласила гостя за стол.

С криком «Дзабутон!» она кинула на табуретку плоскую подушечку. Дрейк взял ее в руки и сел за стол. Повертев подушечку, он положил ее себе на колени.

– Встаньте! – Анна Семеновна взяла у него из рук подушечку и положила на табуретку. – Теперь сядьте! Дзабутон – так называется в Стране Восходящего Солнца подушка для сиденья.

– Она из Японии? – спросил Дрейк. Он достал ее из-под себя и с интересом изучил цвет и фактуру ткани. В уголку было проштамповано: «ОТК № 7».

– По лицензии.

– Удобная подушечка, – одобрил Дрейк. – Надо достать где-нибудь.

– Дарю! Она ваша. Очень хороша при геморрое.

– Вас что-то связывает с Японией?

– Только общность культур. А еще профессор Тануки из Токийского университета. У нас с ним давние приятельские отношения. Он там ведет кружок русской хоровой песни.

– У вас тут ель, – обратил внимание Дрейк на елку с пятью шарами. Половина иголок с нее давно опала.

– А! – отмахнулась от нее Анна Семеновна. – С Нового года стоит. Все некогда убрать.

– А зачем? Пусть стоит. Она… освежает. Да и вообще, скоро опять Новый год. Я бы не убирал.

– Да, вы правы. Пусть стоит!

После первой рюмки Анну Семеновну потянуло на поэзию.

– «Старый пруд. Прыгнула в воду лягушка. Всплеск в тишине». Как? – с восторгом взглянула она на капитана. В этот момент она готова была поклясться, что весь огромный каменно-железобетонный мир занимал в ней места меньше, чем лягушка, прыгнувшая в пруд.

– Знакомо, – согласился тот.

– Басё!

Дрейк слышал где-то эту фамилию.

– Японец?

– Да, триста лет тому написал. А как современно!

– Это время Богдана Хмельницкого? – уточнил Дрейк, наливая по второй. – Есть улица такая. Ну, без «б», за Богдана и Басё.

– А вот еще одно: «Снова весна. Приходит новая глупость старой на смену». Правда, замечательно верно? Профессор Тануки от нее без ума!

– Прямо-таки без ума? Что касается глупости – это верно. В Японии, если судить по стихотворению, она приходит только весной, чего не скажешь о нас. У нас она круглый год.

– Как вы правы! Как правы!

– Анна Семеновна. Родился экспромт. На типично российские темы. Вот: «Тучное поле ждет хлебопашца. Трактора нет!»

Анна Семеновна расхохоталась.

– Прелестно! И неоднозначно. В нем бездна вариантов. Третья строчка, пожалуйста: «Нету бензина!»

– «Дороги размыло!» – поддержал Дрейк.

– Хорошо! «Хрен дождется!»

– Ага. «Хлебопашец запил!»

Они целый час изгалялись над третьей строкой одного из первых российско-японских трехстиший, пока не перебрали сотни две вариантов.

Дрейк резко повернулся и почувствовал боль в пояснице.

– Что с вами? – обеспокоено спросила Анна Семеновна.

– Да побаливает немного. Радикулит или как там его…

– К врачу не обращались?

– Что к ним обращаться? В руках скальпель, на языке латынь.

– Да-да-да, я тоже не обращаюсь. Я «от спины» ложусь на стол и задираю ноги. Боль сама сползает. Кстати, где вы пропадали столько времени?

– Пропадал я весьма некстати, Анна Семеновна.

– Зовите меня Анна! При чем тут Семеновна? Если уж на то пошло, мой отец вообще был Зигфрид. А может, и Никифор. Да и вообще, когда вы обращаетесь ко мне, при чем тут мой отец? Я вас тоже буду звать Федором.

– Можно и Фрэнком, – разрешил Дрейк. – Пропадал я потому, что жена моя, царствие ей небесное, преставилась этой зимой. Через три месяца после того, как погибли наш сын со снохой. Весь год прошел «некстати».

– О, простите меня, кэп, – только и смогла вымолвить Анна Семеновна.

Помолчав, она долго разглядывала пространство, что было в коридоре выше головы, вздохнула:

– У моих знакомых, профессора Сазонтьева, вот так и так идут замечательные антресоли…

– Чем же они замечательны? – поинтересовался Дрейк. – Инкрустацией?

– На них покоится хлам династии Сазонтьевых за много-много лет.

– Зачем хранить хлам?

– Как же, архив, фотографии, те же обои… – Анна Семеновна смолкла.

– И что? – не выдержал паузы капитан.

– Я вот подумала: а не заказать ли и мне такие же?

– Вам? Зачем? У вас и так прекрасно все хранится, – Дрейк обвел взглядом комнату. – Все под рукой. А на антресоли лезть надо. Убьетесь еще.

– Хочется, – призналась Анна Семеновна, – давно хочется. Мечта детства. Для полного счастья всегда не хватает капельки.

– Хорошо. Нужны три доски и уголок. Еще дрель, ножовка, молоток, отвертка – нарисую, как в сказке. Гвозди да шурупы. Можно фанеру, если желаете с дверкой.

– Кэп, я ваша невольница! Делайте со мной, что хотите!

– Ну зачем же? – ухмыльнулся Дрейк. – Свобода – главное завоевание женщин в нашей стране.