Солнце слепых

— Я ему сразу не раскрыл своего имени. У меня было от чего болеть желудку… Спирт, вода, сухари с шоколадом — да я говорил уже… — Дрейк вдруг вспомнил те несколько летних месяцев, что провел в тундре, наблюдая за передвижением вражеских судов. Кораблей было не так много, но шли они вдоль берега мучительно медленно, как и не на войне. После передачи данных он не чувствовал облегчения, так как враг приходил и уходил, доставляя ему только безмерную усталость. Чтобы не было цинги, он жевал траву и корешки, отчего у него то и дело были тщетные позывы на рвоту. За полтора месяца он перестал хотеть есть, а ложку употреблял только для того, чтобы выковыривать ею из себя какие-то козьи орешки.

— И что же вы искали, капитан, в дальних краях? — Анна Семеновна уже начала верить, что капитан и взаправду плавал по белу свету под пиратским флагом, не тогда, конечно, но очень правдоподобно, очень!

«Я очень хорошо знаю, от чего бегу, но не знаю, чего ищу, — сказал мне Монтень. И еще добавил: — Природой мне суждено жить во Франции, и я по большому счету равнодушен к иным красотам, хотя как путешественник, и пленяюсь порой ими». Я, в отличие от него, вовсе не равнодушен к красотам мира. Их и искал. Чего еще надо?

Что же с ним? Аутизм, или как там его? — стала вспоминать Анна Семеновна. — Когда грезят и бредят наяву. Однако прошел час, и капитана было не узнать. Он снова стал немногословен и, когда Анна Семеновна пыталась растормошить его игрой ума, с недоумением глядел на нее. Складывалось впечатление, что он рассказал ей о себе в некоем забытьи, словно был не в себе. Может, он и вправду был не в себе? А где тогда? Вроде не пьян.

Глава 4

Три грации

Из-за Анны Семеновны теплоход задержался на сутки.

Во время очередной остановки она повела свой выводок в лес по ягоду. Там они, видимо, заплутали и к урочному часу не вернулись. Свечерело, давно уже пора отходить, а их нет. Дали гудок, через пару часов пустили несколько ракет. Бесполезно. С полуночи до рассвета теплоход каждый час ревел белугой.

В двенадцать тридцать пополудни группа ягодников явилась, помятая, искусанная и смертельно усталая. Одежда кое на ком оборвалась, все были в листьях и паутине. Впереди с песней шагала Анна Семеновна. У нее лицо опухло от укусов, глаз не было видно, а руку перебинтовывал оторванный рукав блузки.

— До чего же хорошо кругом! — пела Анна Семеновна.

— Марш политбюро? — хмыкнул капитан. — Что с рукой?

— На медведя в малиннике напоролись. Мои испугались — медведя не видели! — и тикать, а я палку взяла и на него. Медведь — бежать! А палка одним концом в него, другим в меня — уткнулась, вот и поранила слегка. Трусливый мишка попался!

— Мужик, — вздохнул Дрейк. — Однако, на сутки вышли из графика. Что делать теперь?

— Как что? Конечно же, догонять!

— Догоним и перегоним. Стоянки придется сокращать, Анна Семеновна.

— В чем же дело? Урезать, так урезать!

— А в чем причина задержки, позвольте полюбопытствовать?

— Да в медведе же! Медведь-то в одну сторону рванул, а мои в противоположную. Пока нашли друг друга, темно стало. Вон все охрипли, орали столько! Собрались — сами не знаем, где. До утра пережидали возле костра. Столько песен спели!

— А наши гудки вы не слышали?

— Услышали. На них, как светать стало, и пошли.

К удивлению Анны Семеновны, после того, как они накануне оба рассказали друг другу столько важного и даже странного, они вновь вернулись к тому «балдежному» языку, в котором мало слов участия и на котором общается вся страна.

Опоздали на десять часов. И вместо вечера подошли к причалу рано утром.

Дрейк ночь не спал, так как Анна Семеновна устроила напоследок диспут, который, начавшись вечером, завершился на рассвете. Уснуть под него не смог бы и мертвый. Диспут сопровождался песнями, танцами и барабанной дробью.

— Капитан, я с вами не прощаюсь! — воскликнула Анна Семеновна, сходя по трапу на берег. — Я вновь на земле. Девушки, это надо отметить! Айда ко мне домой! Кэп, не желаете?

Дрейк развел руки в стороны и сделал скорбное лицо:

— У меня семья, семеро по лавкам. Ждут тятю.

— Привет вашим оглоедам! Смотрите, наведаюсь! У меня есть ваш адресок!

— Милости просим, — устало произнес Дрейк.

В первый раз он был выжат круизом, как лимон. И впрямь так захочешь на пенсию. Тут он вспомнил, что просил Зиночку оставить два билета на спектакль ленинградцев. Спектакль! В круизе, да, вот это был спектакль! Неужели она всю жизнь так живет?!

Дрейк зашел в пароходство и поднялся к секретарше. Билеты были на третий ряд.

— Я уж думала, сорвется наш выход, — сказала жена. — Позвонила Зинаиде, говорит, задерживаетесь на сутки.

— Нагнали четырнадцать часов.

Лида сделала прическу, расфрантилась. Федор посоветовал ей убрать с шеи красный платок.

— Чересчур смело, Лида. Авангард.

— Авангард? А галстук твой?

— Да он у меня один. На все времена. Ну что, айда?

— Еще два часа.

— Коньячку в буфете пропустим, пирожных с кофейком. В честь праздника.

— Какого праздника? — через двадцать минут спросила Лида.

— Праздника?

— Ты сказал, в честь праздника.

— Я вернулся, разве не праздник?