Солнце слепых

Тут в дверь позвонили, и постучали, и вошла в сопровождении «парней» и «девок» Анна Семеновна. Она была все в том же малиновом кимоно с черным драконом.

— Явление третье, — сказала Катя и подмигнула Федору. — Те же и в малиновом берете.

— Ой, малиновая какая! — вскрикнула Маша. — Красивая!

— Краше в гроб кладут, — буркнула Лида.

— Сейчас мы сыграем водевиль! — распорядилась Анна Семеновна. — Декорации не нужны, декорации к черту! Сценой будет квартира капитана! Пол, стены, окно. Лена и Юля — туда, Петров — рядом, Гена — ложись на диван.

— Музычка не нужна? — поинтересовался Дрейк.

— Ничего. Сбренчим на губах. Тазик, разве что, или сковородку, да пару ложек.

— Это Федор Иванович дал вам наш адрес? — спросила Лида.

— Что вы! Его знает весь город! На углу у троих спросила, где живет капитан Дрейк? И все трое: Гончарная, дом шесть, фон линкс со двора.

— Водевиль одноактный? — спросила Катя.

— Трех! Летит как песня! За пару часов сбацаем!

Федор посмотрел на часы, потом на внучку.

— Маша, тебе спать пора.

— Иди, иди, девочка, — ласково сказала ей Анна Семеновна. — У тебя есть своя комнатка? Спи, моя славная, дай я тебя поцелую. Вот так. Маленькие дети — прелесть! Мои сволочи уже такими не будут!

Воспользовавшись минутной передышкой, пока Лида укладывала Машу, а Анна Семеновна делала развод своим силам, Катя с Федором ушли на кухню и сели у окна, не зажигая света. Катя верно поняла суть Анны Семеновны: той было все равно, как жить, и она жила, как хотела, она играла свою жизнь. «В ней пропала великая актриса, — подумала Катя. — Не чета мне. Эта бы точно заставила ходить «на нее» и пол-Москвы, и пол-Питера, да что там «пол» — вся Москва и весь Питер стояли бы на ушах. Хотя — что такое театр? Одни несчастные представляют других несчастных третьим несчастным». Она взглянула на Федора, тот глядел на отражение в окне и по своему обыкновению молчал.

— Где работаешь? — спросила она.

— Ты же слышала, капитаном.

— В чиновники не пошел?

— Не пошел, а не вышел, мордой. Ты-то как?

— Да так, в театре. Жизнь летит, не замечаешь, как летит. Туманов перетащил в Питер.

— Это я понял.

— Его протекция, понятно, и помогла мне устроиться в театр. Тридцать лет прошло… С ума можно сойти! Такая прорва лет…

Зажегся свет.

— Что без света? — спросила Лида.

— Комары налетят, — Федор прикрыл окно.

— Зрители! Екатерина Александровна! Капитан! Супруга капитана! Прошу вас в зрительный зал! Театр полон…

— Ты все еще любишь ее? — спросила Лида, ужасаясь тому, что задала этот вопрос.

— Я? — не менее дурацки переспросил Федор. — Кого?

До начала действа Федор обратил внимание на обувку Анны Семеновны. Черные туфли на платформе были, скорее всего, отечественные.

— Нарушаете традицию, Анна Семеновна. К кимоно хороши деревянные колодки.

— Колодки — это в Китае, кэп. А ноги обязательно бинтовать. Но это только для девочек.

— А, ну да.

Глава 5

Разговор

Когда стали расходиться, то есть уже за полночь, Анна Семеновна предложила Екатерине Александровне пройтись по ночному городу пешком, подышать свежим воздухом. «Dum spiro, spero!» [11] У Кати болела голова, но отвязаться от проректора, видимо, не удастся. Вот уж, правда, репей в хвост!

— Вы там, в столицах, поди, совсем забыли воздух провинции?! — воскликнула та, как только они оказались на улице, скопившей за день весь жар и вонь лета. Екатерина Александровна сказала, что она уехала из Нежинска всего-то тридцать лет назад, но Анна Семеновна не услышала и продолжала: — Изумительный воздух! А вы, ребята, идите, идите-идите, мы сами. Правда, они у меня молодцы? Пойдемте, Екатерина Александровна! Вам — туда.

Пошли.

— Вы давно знаете капитана? — игриво спросила Анна Семеновна.

Екатерине Александровне не составило особого труда подыграть ей:

— Еще когда он ходил в нахимовцах.

— Ведь вы… жили с ним? — Анна Семеновна не была уверена, но, будучи женщиной, знала что спрашивает. — Прошу прощения, если вас это как-то смущает.

— Жили, — просто ответила Катя. — И прожили около года. Мы были женаты.

— А-а, — Анна Семеновна не поверила. — Давно?

— Сразу после войны. Тридцать пять лет прошло — даже не верится. Мне тогда этот возраст, тридцать пять лет, казался запредельным.

Анна Семеновна уныло кивнула, ей после войны как раз и было тридцать пять лет.

— И как он… в семейной жизни? — спросила она.

«Никак тетенька хочет замуж?» — удивилась Катя.

— Потрясающ. Герой-любовник.

— Да, у него это на лице написано. Не воспринимайте только меня буквально.

— Да кто ж сегодня воспринимает кого буквально? Косвенно-то порой ничего не поймешь.

— Да, молодежь сейчас по нулям. И он всегда такой?

— Какой?

— С фантазиями?

— Я думаю, это у него не фантазии. Это его мир, куда нам нет входа.

— Да? — явно озадачилась Анна Семеновна. — Таки вот и нет?

— Таки вот и нет.

Они обе рассмеялись.

— Он верит всему, — неожиданно разоткровенничалась Катя; она хотела, было, оборвать себя, но почему-то не смогла, в самой накипело. — Казалось бы, после войны, весь израненный, места живого на нем нет, семья вся погибла… Я тогда медсестрой в госпитале была.

«Вон оно что! Все понятно теперь, все понятно».