Солнце слепых

— Пошли на речку, — предложил он.

— А ты не боишься меня?

— Как? — не понял мальчик.

— Я же сумасшедшая.

Федя знал, что сумасшедшими называют нехороших людей, людей, от которых можно иметь зло, но девушка никак не походила на злого человека.

— Я никого не боюсь, — важно сказал Федя и махнул рукой: пустяк, мол.

Девушка опять улыбнулась.

— Тогда пойдем, храбрец. Подожди, ведро занесу.

— Фелицата! — услышал Федя женский голос. — Никуда не уходи.

— Я только к реке и обратно, мама.

— Тебя как звать-то? — спросил Федя. — Меня — Федя, а тебя — не понял.

— Фелицата.

— Что-то сложно.

— Брата попроще — Евграф.

— А кликни его, вместе пойдем.

— Евграфу нельзя, — ответила Фелицата.

Федя попросил девушку повторить, как зовут ее брата. Та произнесла три раза его имя, но мальчик только понял, что какой-то граф.

— Обойдемся без графа, — сказал он. — Пойдем покажу, где можно с берега нырять, глубоко.

— Я не умею.

— А чего там уметь? Нырнул да вынырнул.

— Нырнуть-то и я смогу.

— Ну вот, а говоришь! Вон кусты, видишь, там куры несутся. Уже снеслись, слышишь, кудахчут? Знаешь что? У тебя есть спички?

— Зачем?

— Возьми спички, спечем яйца. Знаешь, как вкусно?

Фелицата снова зашла домой. О чем-то говорила с матерью. Вышла в ее сопровождении, издали показала Феде спички. Мать снова зашла во двор.

— А куры-то чьи? — спросила девушка.

— А ничьи, раз в кустах.

Они залезли в кусты и сразу оказались в глухом тенистом царстве листвы, куриных перьев и искрящейся паутины. Солнце пробивалось острыми стрелками. Кусты были пронизаны естественными коридорами, созданными из стволов и колючек кустарника, глинистой утоптанной земли.

— Вон, смотри, там, там и там. А еще вон там должно быть.

— Четыре яйца, надо же. И что, каждый день так?

— Нет, день два, а на другой четыре. Сегодня повезло.

— Ты считать умеешь?

— Умею, — важно сказал мальчик, — до пяти. Но пять еще ни разу не было.

— Если умеешь до пяти, до десяти ничего не стоит обучиться. Вот, в одной руке пять пальцев в кулачок сжал и на другой палец большой загнул — сразу шесть получится.

— А зачем? Мне до десяти ни к чему. Мне пока одного кулачка хватает. А как понадобится, долго, что ль, обучиться?

Девушка рассмеялась.

— И это место еще кто знает? — спросила она.

— Только ты теперь.

— Ты настоящий друг, — сказала Фелицата.

Федя важно протянул ей руку.

Пока Федя нырял в воду, Фелицата набрала веточек и подожгла их.

— Пусть прогорит, — посоветовал мальчик. — Надо в золу класть. Соль, забыл сказать, чтоб взяла.

— Я взяла, — улыбнулась девушка, — и хлеба краюшку.

— Тебя мать ждет.

— Ничего.

— А почему твоему графу нельзя на улицу выходить?

— Болен он.

— А ты его вылечи. Как меня. Раз рукой, и готово!

— Его не вылечишь.

— Не пробовала, наверное? Ты попробуй. Точно вылечишь. Поклянись!

— Ладно, — пообещала девушка, — попробую. Клянусь! Вкусно!

Федя гордо посмотрел на нее и вновь протянул ей руку. Фелицата со смехом пожала ее.

Дома Федя вечером сказал, что познакомился с соседкой и даже вместе с ней ходил на речку. О пикнике на берегу он, естественно, умолчал.

— С какой соседкой? — спросила мать.

Она собиралась вытряхнуть перо из подушек, чтоб завтра промыть его и просушить.

— Да что напротив. С Фелисатой. Или Фелицатой, я не понял. А брата ее вообще каким-то графом зовут.

— Сумасшедшей этой? — вырвалось у матери.

— Никакая она не сумасшедшая, — сказал мальчик. — Очень добрая. Мне вон ногу вмиг залечила. Приложила руку и, видишь, нет ничего!

— А что быть-то должно?

— Да я гвоздем пропорол утром, а она залечила.

— Ну-ка покажи! Хватит врать-то, пропорол! Где пропорол? Нет ничего.

— Да Фелицата и залечила.

Мать кивнула головой, но видно было, что не поверила.

— Чего еще говорила?

— Что брат болен. Но я заставил ее поклясться, что она его тоже вылечит. Поклялась.

— О, господи! — вздохнула мать. — Чем бы дитя ни тешилось… Принеси-ка мне из чулана простынку, там, в углу, перья поможешь вытряхнуть.

На следующий день Федя проснулся позже обычного, так как мать вчера вздумала вытряхнуть перо еще и из перины и обязательно вымыть его все в один вечер, и это веселое занятие продолжалось, пока не село солнце и не пришел с работы отец.

Федя, зевая и грызя яблоко, вышел из калитки на улицу. Влево и вправо шла посыпанная шлаком дорога, по которой было колко ходить, а над дорогой слоями перетекал нагревшийся на июльском солнце сизый воздух.

Тут же из двора Вороновых вышла Фелицата.

— Здравствуй, Феденька, — издали поздоровалась она.

— Здравствуй. Как, вылечила брата?

— Ох, и скорый же ты! Хочешь, погадаю, каким тебе быть?

— А ты гадать умеешь?

Девушка молча взяла его ладони в руки и стала пристально разглядывать их.

— Пожалуй, не стану, — сказала она. — Пошли лучше на речку. Мне понравилось с тобой ходить. Одной хуже. Тебе юла не нужна?

— Нет. А почему ты не хочешь погадать мне?

— Подрасти сперва.

Федя непостижимо для своего возраста вдруг понял, что находится на пороге будущей жизни, такой огромной, что встань он на цыпочки — не разглядеть, и которую девушка хорошо видит, но почему-то не хочет ничего рассказать о ней.