Мальчик сначала скучал, но потом его привлекли к разным домашним делам, и на скуку времени не осталось. Он весь день резал своим складным ножом яблоки, груши на дольки и раскладывал их на щиты. А вечером отец с матерью затаскивали щиты на крышу землянки и сарая. Зимой будут компот, кисель, пироги. Одни яблоки были рыхлые и сладкие, другие приятно горчили, третьи были очень кислые и твердые. Федя выбирал три разных яблока и откусывал от них по очереди. Откусит, нарежет несколько долек…
— Режешь? — услышал он.
Подняв голову, Федя увидел над каменной кладкой Фелицату. Ее лицо над белыми и серыми камнями было до того красиво, что у мальчика навернулись слезы на глаза.
— Заходи! — позвал он. — Будешь?
Он протянул девушке яблоки. У Вороновых яблонь и груш не было.
— Дома есть кто?
— Нет. А что? — он откусил яблоко и скривился. Провел языком по передним верхним зубам.
— Оскомина? — спросила Фелицата. — Это пустяк. Это не боль. Боль, когда зуб гниет или его выбьют…
Она несколько минут подержала свою ладонь перед Фединым лицом, и через час Федя забыл про свои зубы. Может, потому еще, что она опять стала рассказывать ему о том, каким он станет через много лет.
— Графа вылечила? А себя? — Федя ногтем пощелкал по зубам, они не заныли.
— Саму себя сложно лечить. Давай подрастай, вылечишь.
— Опять вылечила! — похвастал вечером Федя матери и пощелкал себя ногтем по зубам. — Совсем не больно! Я стану адмиралом! У меня будет корабль!
Мать ничего не сказала, вздохнула и стала собирать на стол. Вечером они с отцом прикрыли дверь и о чем-то долго шептались в темноте.
Утром Федя увидел отца, выходящего из ворот Вороновых. Фелицата за весь день ни разу не появилась, ни в воротах, ни на улице, и Федя, поскучав, подался на речку, пока не вернулась с работы мать и не запрягла очередным нескончаемым делом. Где их только взрослые берут? Так посмотришь — ничего не надо делать! А они — будто другие какие, в сам деле — откуда их только не вывернут! Почему во взрослой жизни столько дел? Они, наверное, заводятся в ней, как блохи.
Не появилась Фелицата и на другой день, и на третий.
Федя прослонялся весь день по унылой улице, так что к вечеру у него от шлака стали болеть огрубевшие за лето ступни.
— Ты где шлялся? — спросила мать. — На ноги-то посмотри — как у эфиопа! Налей в таз воды, ототри! Пемза на табуретке. Не смей так в постель залазить!
— Я на полу лягу.
— Я те лягу!
Федор, бурча, долго оттирал стопы от въевшейся пыли и крошек.
— Дочка Вороновых не появлялась? — как бы между прочим спросила мать.
— Нет, а что? — спросил мальчик, почувствовав в вопросе подвох. Он стал листать книгу, на белых листиках которой черные буковки бежали ровно-ровно друг за другом, как муравьи. У них где-то должна быть своя норка. Надо же, по ним можно было читать стихи!
— Книжка откуда?
— Она дала, — важно ответил Федя. — Подарок. Учиться мне надо читать.
— Научишься.
— Не была, — услышал он вечером, когда пришел отец, и понял, что мать говорила о Фелицате.
Для Феди имя «Фелицата» ассоциировалось с исчезновением боли. Он не мог выразить это словами, но всякий раз, когда думал о девушке, эти слова, как теплые невидимые муравьи, бежали по его лицу и растягивали рот в улыбку. Вот и сейчас, услышав слова матери, он улыбнулся.
— Слава богу, отвадили! — сказал отец.
Федя услышал, как у него забилось сердце где-то в ушах. Он не понял слов отца, но уловил в них нечто для себя страшное, нечто такое, что может вдруг навсегда отнять, как отняли у него любимую козочку Маню в прошлом году. Конечно же, он не мог понять слова «навсегда» (да и кто поймет его?), но от него несло холодом, как от реки в декабре.
— Отвадили, — произнесла мать.
На следующий день Федя увидел Фелицату. Девушка медленно шла по улице по направлению к реке. Мальчик безотчетно посмотрел, нет ли кого из посторонних — никого не было, и побежал следом за ней.
— Здравствуй, Фелицата! — крикнул он.
Девушка бесстрастно взглянула на него.
— Где ты была?
Она молчала. Мальчик с улыбкой продолжал заглядывать ей в глаза. Фелицата не улыбалась. Вздохнув, она пошла своей дорогой. Мальчик растерянно глядел ей вслед. Глядел долго, пока она не спустилась к реке, потом пошла вдоль воды направо и скрылась под обрывом.
Когда Фелицата возвращалась с реки, она застала Федю на том же месте. Мальчик сидел на бугорке и гонял палочкой жука.
— Ему больно, — услышал он.
Девушка опять подошла неслышно, словно ее и не было вовсе.
— Я ему не делаю больно, — возразил мальчик и выкинул палочку.
Он впервые подумал о том, что жуку действительно может быть тоже больно.
— Почему ты бросила меня? — спросил он.
Девушка погладила его по голове и, ни слова не говоря, пошла прочь.
Через день прикатила бричка, и Воронов увез дочку в город.