Солнце слепых

— Подготовился? — спросил Борис.

— Чего там готовиться? Учебник с конспектами полистал, и вся готовка!

Челышев покивал головой. Он знал цену отличным отметкам и настоящую цену студенческой браваде. Ему, как и Дерейкину, учеба давалась легко, но сама легкость доставалась тяжело, как посмеивалась Изабелла, «невидимой миру зубрежкой».

— Тебе от Беллы привет.

— Спасибо. Ей тоже.

В аудитории они сели рядом, а после консультации вместе спустились в раздевалку и вышли на улицу. День был ясный, горевший на солнце снег выбивал из глаз слезу.

— День-то какой! — прищурился Челышев. — А вон и Белла.

Федор резко обернулся и увидел ее глаза, одни только глаза, словно они одни и были на свете.

— Привет, механики! Чего задержались?

— Не озябла? — заботливо спросил Борис.

Федора удивила такая чувствительность. В семье Дерейкиных было не до сантиментов.

— Нет, — ответила девушка, не попадая зуб на зуб. — Но горячего чайку выпью с удовольствием.

— Айда к нам! — пригласил Борис Федора и, заметив его нерешительность, взял за руку.

У Челышевых была четырехкомнатная квартира с просторным холлом и огромной кухней, на которой все собирались вечером за ужином. Дерейкин впервые увидел такое жилье в городе. Он полагал, что в Воронеже люди больше заторканы в бараки, общаги да коммуналки.

— Вот это моя комната, это Беллы, папин кабинет, а там спальня родителей, — как-то очень тепло сказал Борис.

— Папа у нас часто по командировкам ездит, и дома любит мир и покой, — сказала Изабелла. — Хотя сам такой заводной! Петь любит! Он сейчас на Урале.

В голосе ее Федор услышал любовь, и ему стало грустно при виде квартиры, в которой нельзя было не любить и не заботиться друг о друге. Нет, решил он, не так. Скорее наоборот: раз они все так любят друг друга, им и квартира за это такая. Эх, давали бы квартиры по любви!

Чай внакладку Федору показался чересчур сладким и вторую чашку он пил вприкуску. Чай в фарфоровой чашечке имел совсем другой вкус, он словно приобретал прелесть и тонкость самой чашки. Федор выпил и повертел полупрозрачную чашечку в руках, разглядывая узор и клеймо фирмы.

— Это наш семейный фарфор, — сказала Изабелла. — Видишь, вот тут написано, что произведено в Валенсии.

— На испанском, — сказал Федор.

— Ты знаешь испанский?

— Немного. Я думал, испанцы на грузин похожи.

— Больше на арабов. Хотя там живут и грузины.

— Да, испанская культура мне напоминает искры, летящие от двух клинков в смертельном поединке.

Борис одобрительно посмотрел на Дерейкина, а Изабелла взволнованно пожала ему руку.

— Да-да, — продолжил Федор. — Христианство и ислам, римляне и арабы, когда они соприкасаются, искры летят. Это даже и не бьющиеся клинки, а два провода под током, когда их соединишь. Искры, и трясет всего.

— Замкнулось на нас с Изабеллой, — рассмеялся Борис.

После зимней сессии Борис и Ольга поженились. Ольга с пожитками переехала к Челышевым, принявшим ее радушно и как свою.

День рождения Изабеллы отмечали 16 февраля. Пригласили Федора.

— Мне кажется, человек, рожденный именно 16 февраля, счастлив, — сказал Федор, подняв бокал с вином. — Счастлив потому, что он всем вокруг приносит одно лишь счастье! За тебя, Изабелла, за восторг, который охватывает, когда подумаешь, что тебе шестнадцать лет! За твое двойное шестнадцать!

Родители с улыбкой переглянулись.

— Да ты, Федя, оратор, — сказала Агнесса Петровна, а Рамон Карлович одобрительно похлопал Дерейкина по руке.

— Спасибо, Феденька, — Изабелла выпила вино.

— А ты, Оля, что не пьешь? — спросил Федор.

— Боюсь, напьюсь и стану буянить, я ведь из Молдавии, там вино, как воду пьют, — сказала Ольга.

— Нас вином тоже не испугаешь, — возразил Челышев. — Я еще помню виноградники, помнишь, Агнесса?

Мать кивнула головой, на мгновение вспомнив виноградные галереи на склонах вблизи их городка.

Изабелла шепнула Федору:

— Оля бе-ре-еменна…

— Уже?

Девушка прыснула.

— А почему ваша фамилия Челышевы? — спросил Федор.

— Потому что Челышевы, — ответил отец. — Не нравится?

— Напротив, очень нравится. Гораздо больше, чем моя, Дерейкин.

— Это вы напрасно, молодой человек! Фамилия — это отчасти и душа человека.

— А если душа больше расположена к другому имени?

— И какому же?

— Мне нравится Дрейк.

— А-а… Право, не знаю, — сказал Рамон Карлович. — Мне кажется, это лучше понимают женщины. Ведь это они то и дело меняют свои фамилии. Вон у Ольги лучше спроси.

Он подмигнул жене, а потом дочери.

— Булахова очень хорошая фамилия, — сказала Агнесса Петровна. — А вот Оленька ее сменила на Челышеву.

— Да, Булахов — был такой композитор, — Изабелла прыгнула за фортепиано и сыграла романс «Гори, гори, моя звезда».

Челышев выслушал дочь, а потом запел приятным голосом: «Не пробуждай воспоминанья минувших дней, минувших дней.»

— Тоже Булахов, — сказала Изабелла и подыграла отцу.

— А хотите, я вам как-нибудь расскажу о Дрейке? Я так много знаю о нем!

— Что ж, давайте как-нибудь приходите пораньше, с удовольствием послушаем, — сказал Рамон Карлович. — А вы, молодой человек, случайно не встречались с Монтенем? — улыбнулся он.

— С Монтенем?