Солнце цвета льда

Арнвид, судя по виду, именно так и думал – ехал мрачный, как ворон, зыркал по сторонам. Шао Ху выглядел спокойным, Нефритовая Жаба топал впереди, по-прежнему ничуть не уступая коням, и лишь по тому, что колокольчики звенели громче обычного, можно было понять, что даос тревожится.

Ивар, хотя всю ночь не спал, чувствовал себя бодро, только в уставших глазах появилась резь.

Когда впереди, на расположившемся в стороне от дороги холме, мелькнуло цветное пятнышко, конунг поначалу решил, что оно мерещится. Но моргнул, и видение не пропало, а Нерейд нахмурился, приложил ладонь ко лбу – выходит, тоже что-то заметил.

– Это что, дом? – спросил Болтун. – Откуда он здесь?

– Не дом, а настоящая усадьба, – сказал Шао Ху. – Мы еще в пределах Поднебесной, и тут вполне может жить местный князь или вышедший в отставку чиновник…

Пятно приблизилось, превратилось в окруженное оградой большое строение с красной черепичной крышей. Распахнулись ворота, и по ведущей от них дорожке к тракту поспешили трое мужчин в одинаковых желто-рыжих халатах.

– Славный мир и благоденствие вам! – закричал один еще издали. – Не проезжайте мимо, добродетельные путники!

– Это чего, в гости зовут? – оживился Нерейд.

– Похоже на то, – сказал Ивар, придерживая коня.

– Рады приветствовать вас в блаженной Сычуани! – воскликнул передний из троицы в рыжих халатах, отвешивая поклон. – Госпожа наша, благородная Нюй-гун, зовет вас насладиться ее гостеприимством! Омовение, прекрасное вино, обильная пища и учтивая беседа ожидают уставших путников!

– А не боится твоя госпожа жить в такой глуши? – спросил Ивар.

Чем-то не нравилась ему это троица – больно уж шныряли глазами, хищно скалили мелкие зубы, хотя оружия на виду не держали, да и на разбойников не походили. Арнвид недовольно сопел, таращился почему-то в землю, Шао Ху и Нефритовая Жаба выглядели озадаченными.

Предводитель рыжехалатников рассмеялся:

– Нет, не боится! Ибо могущество ее велико, а слуги – отважны и владеют разным оружием. Прошу вас, поезжайте к нам, куда лучше ночевать в тепле и удобстве, чем на холодных камнях.

Небо понемногу темнело, на нем проступали крапинки звезд, из мира, что днем был раскаленным, как внутренности печи горшечника, стремительно уходило тепло, а ветер нес с гор их ледяное дыхание.

Ивар подумал, что все равно им сегодня останавливаться на ночлег – нужно отдохнуть и людям, и животным. Так что почему бы не сделать это под крышей, рядом с очагом? Можно не обидеть хозяйку отказом, но выставить собственные дозоры, чтобы не дать захватить себя врасплох.

– Хорошо, – сказал он. – Ведите.

– О счастье, о радость! – воскликнули все трое рыжехалатников, и принялись кланяться.

Шао Ху прочистил горло, будто собираясь что-то сказать, но промолчал.

Провожатые зашагали по дорожке, что была вымощена камнем, зацокали по нему копыта. Надвинулись ворота, под аркой которых горело множество ярких фонариков, желтых и малиновых, открылся просторный двор, главное здание с множеством пристроек.

В один миг все поплыло у Ивара перед глазами, и показалось, что он смотрит на голый склон холма, усеянный валунами. Но он встряхнул головой, и все стало как прежде – теплый свет в окнах, доносящиеся изнутри женские голоса, суетящиеся вокруг слуги в рыжих халатах.

Проследил, куда повели лошадей, по умелым движениям узнал опытных конюхов, и успокоился.

Голоса стали громче, двери дома распахнулись, и на крыльцо выбежала миниатюрная женщина с очень пышными черными волосами, собранными в причудливую прическу. Блеснула вышивка на халате, стянутом на тончайшей талии, изогнулись розовые губы, большие глаза заискрились.

– Что за счастье видеть столь достойных мужей! – воскликнула женщина, всплеснув изящными руками. – Могучие воины, почтенный колдун-у, постигший Дао мудрец, и взыскующий иного берега…

От нее повеяло сладким, под тонкой тканью обозначилась выпуклость груди, крутое бедро, и губы Ивара пересохли. Он напрягся, как юнец, впервые ощутивший влечение к женщине, почувствовал бешеное, звериное желание, краем глаза увидел, как вздрогнул Арнвид.

Похоже, что проняло и старого эриля.

Конунг не успел моргнуть, как женщина, наверняка сама госпожа Нюй-гун, подхватила его под локоть, и повела в дом. При этом прижалась так, что он мог осязать тугую плоть, сладкий запах стал сильнее, от него закружилась голова, перед глазами помутилось.

В доме оказалось необычайно много девиц – молодых, сочных, улыбчивых.

Гостей повели в отведенные для них комнатки, крохотные, по одной на двоих, но с широкими лежаками и множеством подушек. Ивару досталось отдельное помещение, и он не нашел сил возразить, хотя поначалу не хотел оставлять дружинников без присмотра – ведь точно набедокурят…

Затем обнаружил себя голым в большой деревянной бадье с горячей водой, а рядом – одну из девиц, что строила конунгу глазки, и заодно терла ему спину чем-то жестким и шершавым.

Рядом стояли другие бадьи, над ними клубился пар, и торчали головы, лысые или облепленные мокрыми волосами. Глаза у всех были вытаращенными, в них стояло одурение, словно у давно пристрастившихся к опиуму доходяг.