Гибкое тело толщиной со ствол тысячелетнего дуба накрыло мертвого тулоу, огромные когти вонзились в тушу. Затрепетали прозрачные крылья, похожие на стрекозиные, только длиной с весло драккара, и струя огня вырвалась из распахнутой пасти.
Ивар едва успел отскочить, попавшее под удар дерево вспыхнуло, как хворостина.
Дракон вскинул голову и зарычал, и в глубине его глотки залязгало, словно там и вправду бились друг о друга медные тарелки. Борода, длинная, как у ханьского мудреца, встала дыбом, выпрямились роскошные усы цвета весеннего неба, а из ноздрей пошел дым.
Жемчужины в пасти у зверя не было, зато во лбу имелся третий глаз, огромный, тусклый и белый.
– Чего это он злой какой? – спросил Шао Ху, осторожно пятясь.
– Подумал, что мы решили отобрать у него добычу, – ответил Ивар.
Дружинники укрылись за деревьями, даос вовсе куда-то пропал, словно провалился сквозь землю. Дракон обратил внимание на них двоих, третий глаз начал багроветь, словно заполнялся кипящей кровью.
Опустил нижнюю челюсть, показав изогнутые клыки, из глотки пошло алое сияние.
– Прыгаем в разные стороны, – сказал Ивар, щупая рукоять меча и думая, что чуть ли не впервые верный клинок ничем не может помочь хозяину. – А то поджарит, как рыбу на сковороде, только без масла.
Дракон поперхнулся, глаза стали как плошки, горло раздулось, в нем зарокотало. Повернул голову, отчего пластинки на шее со скрипом принялись тереться друг об друга, и уставился на собственный хвост.
А там Кари, пыхтя и надрываясь, тащил за покрытый чешуей кончик толщиной с бревно, словно вознамерился уволочь громадную бестию подобно тому, как муравей утаскивает жука. Налег посильнее, и дракона дернуло, острые когти впились в землю, от них остались борозды.
Тренькнула тетива, стрела вонзилась в горло ящеру, прямо под бороду.
– Бей громилу! – донесся задорный крик Нерейда.
Дракон заревел оскорбленно, дернул хвостом, пытаясь сбросить Кари, но берсерк стоял, будто успел пустить корни, на руках и плечах его перекатывались чудовищные мускулы, с бровей капал пот.
– Одину слава! – рявкнул Ивар, бросаясь вперед.
Если дружинник сражаются, то стыдно конунгу думать о бегстве.
Подскочил, рубанул по гигантской лапе, оставил неглубокую зарубку, потекла прозрачная кровь. Огромные зубы клацнули рядом, Ивара обдало смрадом гнилого мяса, и он покатился по земле, сбитый ударом в плечо.
Едва сообразил, что это Шао Ху отшвырнул соратника, уберегая от гибели, а хэшан уже вскочил на морду дракона. Тот скосил глазищи, а поклонник Шакьямуни вскочил на лоб размером со стол, и со всего размаху врезал кулаком по третьему, похожему на громадную жемчужину глазу.
Полетели искры, бестия завопила так, что зашатались деревья, Кари наконец сбило с ног.
– Ничего, еще получишь… – Ивар поднялся на ноги, занес меч для удара.
Дракон рухнул набок, а Шао Ху соскочил наземь легко и изящно.
– Стой! – поспешно воскликнул он. – Благородное животное из племени Лун рубить бесполезно. Я лишь оглушил его! А так он сам выбирает мгновение собственной смерти.
– Пусть выберет сейчас! – из зарослей выбрался Нерейд, рожа была кровожадная, в руках держал лук с наложенной на тетиву стрелой. – И на сейчас! Иначе хвост отрежем на память!
– Больно тяжелый, а тащить далеко, – заметил Арнвид, но глазами мерил, прикидывал.
Ивар опустил меч, глянул туда, где поднимался с земли Кари – его шатало, глаза были дикие, выпученные, но палицу держал твердо, а на поверженного дракона смотрел без симпатии.
– Пойдем, пока он не очухался, – сказал конунг. – Ведь не этот зверь во всем виноват?
– Нет, – Нефритовая Жаба покачал головой. – Благородный Лун не несет зла.
– А только добро причиняет и счастье наносит, – буркнул Нерейд, – нам вон чуть не причинил…
Валяющегося в беспамятстве дракона оставили позади, Шао Ху уверил всех, что когда он очнется, помнить ничего не будет и охоту на подлых людишек не затеет. Лес начал потихоньку редеть, уступая место лугам с высокой, чуть ли не по пояс травой, в которой росли огромные грибы.
Похожие на мухоморы, яркие, размерами со щиты, а рисунки на шляпках напоминали иероглифы.
– Это грибы чжи, – сказал Нефритовая Жаба, когда набрели на настоящую грибную поляну, – если их правильно приготовить, и пять лет питаться только ими, сделаешься бессмертным…
– А что хорошего в бессмертии? – Ивар пожал плечами. – За жизнь-то успеваешь все попробовать, все отведать, а протянешь подольше – все надоест, ничего не будет казаться новым, тоска одолеет… Сам с обрыва кинешься или в безнадежную схватку бросишься, лишь бы от нее избавиться.
– Поэтому бессмертия и ищут только священномудрые, отказавшиеся от страстей и победившие свою низшую природу, а профанам оно ни к чему, – голос даоса прозвучал наставительно.
Горы надвигались, высились подобно исполинской стене, и все лучше была видна идущая вверх лестница. Широкая, подобно Янцзы, она тянулась прямо, и многие тысячи ее ступеней блестели неземной белизной.
До лестницы добрались на закате, и на ночлег встали у ее подножия.