Я не хочу пускаться в долгие объяснения и рассказывать подробности. Какие у смерти могут быть подробности? Все было как было. Его подвело доверие к «Игле», перекормленной этой дрянью, и полностью разряженная броня. И еще — старое ранение, из-за которого он снял шейную пластину. Она мешала ему дышать.
Лайн даже не попытался меня разбудить, когда увидел неуклюжий «Пыж», замерший в попытке спрятаться за пару кварталов от башен. Он был уверен, что справится сам.
Я так и не узнал, на кого охотился Журов — на меня или Лайна. Фото на талоне, который оказался в его нагрудном кармане, после разглядеть стало невозможно.
Журову помогли боги, сказала Зера-Эба и обняла меня. Я привалился к ней, окровавленный и страшный, и долго еще не мог прийти в себя. Тупая боль поселилась в груди — наверное, то же самое чувствовал Лайнмен изо дня в день.
— Его надо закопать, — сказал я, вспомнив памятные холмики на дворе Гордого.
— Похоронить, — поправила меня Эба.
Солнце снова поднималось, вкладывая свои лучи в щели крыши, словно монеты в копилку. Мы просидели ночь — неподвижно.
Она повернула голову и вдруг осторожно взяла меня ладонями — чуть ниже затылка и у шеи. Приблизила лицо — сосредоточенное и бледное. Сухими волокнистыми губами она прижалась к моим и закрыла глаза — в синей тени.
Сказала шепотом:
— Обязательно повзрослей. Заведи детей…
Мне тогда показалось, что именно за это Люке давали шоколад и бумажные пакетики с галетами. Слава Аттаму, у меня ничего похожего с собой не было, а то неизвестно, чем дело бы закончилось. Я отдал Зере талон, размокший и неразборчивый.
— Пригодится.
У нее ведь тоже, наверное, была мечта-желание.
Она молча взяла талон и похромала вниз по разбитой лестнице.
Я посмотрел сверху, как она уходит — медленно, кренясь на левый бок, высокая, сильная Эба с ежиком черных волос и вишневыми глазами.
Сверху было видно и «Пыж» — он приткнулся носом в замусоренный переулок. Это был транспорт, и на нем можно было отвезти Лайна куда-нибудь, где можно вырыть яму.
В лицо ему я старался не смотреть, а после и вовсе закутал его голову курткой, потому что глаза были открыты и в них было полно пустоты.
Бесполезную «Иглу» я припрятал под досками и черной просмоленной мешковиной.
Лайна, ставшего по весу таким же, как и Солнце, негибкого и уже холодного, я взвалил на плечи и попер вниз.
«Пыж» стоял молча, мрачно, словно знал, что случилось с его хозяином. Я повозился с люком и открыл. Внутри россыпью лежали черно-белые фото: какой-то домик в буковой аллее, какая-то Эба с криво пойманной фотографом улыбкой и бородатый пес с хвостом-бахромой.
Пока я устраивал Лайна внутри тесной кабины, откуда-то пришлепал «Король». Он долго крутился рядом, наклонялся, разглядывая меня и Лайна, а потом сообщил:
— Вы находитесь в зараженной зоне. Немедленно покиньте зараженную зону.
Его и без того механический голос был сильно искажен помехами.
— Пошел ты… — сказал я и захлопнул люк.
У меня была карта, оружие — снова из припасов Журова — и новый день, в который я остался один.
«Пыж» за город я вывел дорогой смерти. Мне часто попадались какие-то люди, все тощие и почему-то все похожие на Журова. Я останавливался и открывал люк — они опасливо крались, а потом подскакивали, поймав пулю в сердце или голову, — стрелял я наверняка, хотя и не особо целился.
Пять или шесть трупов осталось позади, а еще позади болтался «Король», почему-то бесстрастный. На него я внимания не обращал.
Карта кратчайшим путем вывела меня за черту города, и я попал туда, куда так стремился попасть с самого начала — на битую бетонную полосу, заросшую жестким кустарником. За ней виднелась полоска берега и пологий склон, где Лайн кормил «Иглу» последний раз. Справа расползлось приземистое здание с надписью «К-Р-Е-М-А-Н-Ь». Буква «Е» покосилась.
Лайна я оставил в кабине. Собрал все тряпки, которые нашел за сиденьем, и завалил его ими. Я понял, зачем нужно закапывать трупы. Они становятся совершенно чужими, и смотреть на них невыносимо.
Все оружие, которое у меня было, я собрал и распихал под уцелевшие ремни и в карманы. Утопая в скользящем песке по щиколотку, пошел к единственной двери, которая была приоткрыта — видимо, для вентиляции.
Толстяк сидел за конторкой и черкал что-то карандашом. Зонтик с длинной изогнутой ручкой аккуратно висел сбоку на гвоздике.
Первый выстрел сбил зонтик. Он раскрылся и поскакал прочь на переломанных спицах.
— Ты как сюда попал? — удивленно спросил толстяк, роняя карандаш.
Сверху захлопали двери, застучали шаги, но я успел всадить пулю толстяку промеж глаз. Он дернул щеками и свалился с конторки.
Словно капли первого дождя, с тяжелым стуком ударились выстрелы под ногами, и я услышал возмущенное: «Ты посмотри, куда пролез!»
Голос подсказал мне расположение говорящего — прямо надо мной, на просевшем деревянном балкончике. Этого было достаточно, чтобы не промахнуться. Посыпалась частая горячая капель, знакомо забулькало и захрипело — я даже обернулся, чтобы посмотреть, не пришел ли Лайнмен мне на помощь.
Вместо Лайна в дверях торчал «Король».