У него взволнованный голос, у бедняги. Бред какой-то. Мареско раздражается.
— Говорите тише. Я ничего не понимаю. Кто меня хочет видеть? Старейшина адвокатов? А? Не хочет видеть? Просит купить сегодняшнюю «Байон»? Зачем? Мог бы и сказать. А вы купили? Хорошо! Слушайте меня внимательно. Заскочите сюда вместе с газетой!
«Байон»! Что еще за сенсация, которая поставила на уши весь Париж? И почему крестный побеспокоился мне позвонить? Мареско заканчивает письмо общепринятыми фразами, кладет письмо в бювар. Вышагивает по своему музею, взгляд внимательный и умиротворенный, что тебе садовник в цветнике. Снова телефонный звонок. На этот раз — она.
— Как все прошло?
— Неплохо. Поверили, что я была рассеянна.
— Документы спрашивали?
— Да, но едва взглянули на них. Потом привели женщину, которая украла духи. Она их больше интересовала.
— Но какого черта вы взяли насос?
— Да кому в голову придет их красть? Дорого. У меня нет ни су.
— Откуда звоните?
— Из закусочной возле Оперы.
— Я к вам пришлю кого-нибудь. Вы его знаете. Тот, который следил за вами. Он вас заберет. У меня нет времени.
— А что мне делать с насосом?
Мареско сдерживается, чтобы не ответить грубостью, и вешает трубку. Он выругался, и на душе стало полегче. Бранит себя за минутный страх. Чего ему бояться? «Байон» любит вывалять в грязи судей, адвокатов, дворцовую клику (выражаясь ее словами). У него даже выработался иммунитет своего рода. Когда у тебя такой крестный — нечего бояться. Однако его неприятно поразил тон, которым Маллар разговаривал с ним.
— Вы что, всю дорогу бежали?
Это правда. Маллар прямо задыхался. Разворачивает газету, тычет пальцем:
— Это вам не понравится, мэтр!
Ну и заголовок — «Парижская номенклатура».