Солнце в воротах храма. Япония, показанная вслух

Не менее бурно складывалась и её личная судьба. В те годы православие как образ жизни в Японии неизбежно означало «путь бунтаря». Когда Каё было восемь, прах её матери, скончавшейся от туберкулёза, отказались хоронить в семейной могиле. Всю молодость окружающие смотрели на неё косо, и жить приходилось в режиме жёсткого противостояния «сэкэну» – японской молве. Как везде и во все времена, малограмотная публика на дух не переносила странных интеллигентов, почитавших чужого бога и зубривших язык непонятной страны, «с которой, к тому же, мы ещё и землю никак не поделим». А в 1909 г., уже после русско-японской войны, в одной из столичных газет даже опубликовали клеветническую статейку, выставлявшую Сэнуму и её мужа шпионами России. Но Каё, наплевав на скандал, тут же отправилась в одиночку во Владивосток, откуда почти три месяца вела репортажи для газеты «Ёмиури» о жизни российского Приморья.

Детей у неё было трое, причём третью дочь она родила от любовника на 10 лет младше её – русского студента, учившегося в Токийском университете. Случилось это в 1911 г., после чего она – опять же в одиночку, но уже с новорожденной дочерью на руках! – вновь доплыла на судне до Владивостока, откуда поездом по Транссибирской магистрали за три недели добралась до Санкт-Петербурга. Там она провела почти полгода, преподавая японский язык и подрабатывая в магазине на Невском. В свободное время продолжала переводить – а также активно посещала русские оперу и театр, которым посвятила несколько программных эссе.

Увы, от сурового климата Северной столицы её хронический туберкулёз обострился, и к осени ей пришлось вернуться на родину.

Скончалась Каё Сэнума от осложнений при родах четвёртого ребёнка, прожив на этом свете всего 40 лет.

Разумеется, уже к 1930-м годам чеховских переводчиков в Японии стало по пальцам не перечесть.

Но благодаря Каё Сэнуме и её неутолимой «жажде жизни» японское общество получило Чехова именно в тот исторический момент, когда нуждалось в нём острее всего.

* * *

Увы, демократическим преобразованиям Мэйдзи не суждено было длиться долго. В Первой мировой войне Япония приняла сторону Антанты – и принялась активно расширять свои территории, захватывая вокруг себя буквально «всё, что плохо лежит».

Да, реставрация Мэйдзи превратила Японскую империю в индустриальную мировую державу. Но «родовые пятна» самурайского мачизма давали о себе знать ещё очень долго. После победы в японо-китайской (1894–1895 гг.) и русско-японской (1904–1905 гг.) войнах Япония захватила Корею, Тайвань и южный Сахалин.

И даже внутри страны относительно мирный период Тайсё (1912–1925 гг.) упёрся в национальную катастрофу. В 1923 г. случилось Большое Кантосское землетрясение – самое страшное стихийное бедствие, поражавшее Японию за много веков. Оно фактически сравняло с землёй столицу Токио и его ближайшие сателлиты, включая Иокогаму.

Японию парализовало так, что на восстановление порядка была мобилизована вся японская армия, которую к тому же начали быстро расширять. И в течение 1930-х гг. военные заняли все руководящие посты в государстве. Японцы завоёвали Маньчжурию и со скандалом вышли из Лиги наций. А в 1937-м вторглась уже в глубь Китая и устроила Нанкинскую резню. Дальше – хуже: 1941 – Пёрл-Харбор, война с США и Великобританией. Захвачены Гонконг, Филиппины, Малакка. Остановить озверевших нео-самураев удалось только бомбардировками Хиросимы и Нагасаки авиацией США и разгромом Квантунской армии танками СССР.

Естественно, во всей этой милитаристской жути и пропагандистском мракобесии японская женщина, пусть даже самая эмансипированная, никак толком проявить себя не могла. Всё, что ей оставалось – это сидеть дома и выращивать очередных камикадзе. Шутка ли – к концу войны в кровавую мясорубку посылали уже пятнадцатилетних мальчишек!

Но всё это оказалось бессмысленно: в 1945-м, после атомных бомбёжек, сам Император объявил капитуляцию – и признался нации в том, что он, оказывается, совсем не бог, и «умирать за него не стоило».

В итоге, согласно введённому плану Маршалла, Япония лишилась армии – и все остававшиеся силы вложила в исключительно мирное развитие. И понемногу как в японском обществе, так в образе японской женщины начали происходить крайне любопытные метаморфозы.

Во-первых, здоровых мужчин в обществе осталось катастрофически мало, и большинство забот по восстановлению элементарного семейно-домашнего быта легло на женские плечи. Но вокруг свирепствуют разруха, голод и безработица. На достойно оплачиваемую, официальную работу женщинам было устроиться крайне сложно. Чтобы прокормить семьи без отцов и мужей, многие японки пускались во все тяжкие, зарабатывая чем попало и где придётся – в том числе, и торговлей на чёрном рынке, и проституцией.