Солнце встает над селом Дзауга

Третьего ноября Тимуру исполнилось девятнадцать лет. С утра лил суровый дождь, но пацаны, не смотря на погоду, отправились обкатывать новый «Понтиак» именинника – подарок его отца.

«Carry on, carry on… Forever carry on» - воодушевленно завывал «Manowar» в магнитоле, и ничто лучше, чем эта песенка не подходило к веселому, сумасшедшему ливню, хлещущему по стеклам, такому же безбашенному настроению пацанов и некогда белой машине, замызганной грязью по самый люк.

-По уму у тебя тачило, Аполлон! – крикнул Гиб с заднего сидения – Я кайфую с этой машины!

-Да уж, - Тимур улыбнулся – Такая же милая и обосранная, как мы сами.

Перламутровые волны с дороги накатывали на лобовое стекло так, что захватывало дух. Дворники мотылялись взад-вперед без передыху, но видимость все равно оставалась никудышной. Дождь ожесточенно колотил по машине, и его непрерывный треск напоминал обстрел, как будто пули рикошетом разлетались в стороны. «Carry on, carry on…»

Тимур смотрел на всю эту красоту сквозь тонированное стекло, и в его туманных глазах блуждала улыбка. Атар, Гиб и Вадик зависали сзади, Алан сидел рядом с ним за рулем.

Машина на скорости въехала в очередную лужу, и вода мощно, туго ударила в стекло. Тимур слегка отшатнулся. Сердце его возбужденно громыхало.

-О, Хуыцау! – воскликнул он восторженно – Как же я люблю этот чертов мир! Как же все прекрасно, как совершенно! – Габарай лучезарно улыбнулся, глядя на мутный, расплывающийся пейзаж, облепленный, как кляксами ошметками грязи. – Я преклоняюсь перед тобой, Господи! Ты, действительно не фраернулся, когда создавал эту землю!

-И особенно, нас пятерых на ней, - философски добавил Гиб.

-Да. Мы тут как волки-санитары посреди всего этого бардака, - усмехнулся Хачик.

Тимур запрокинул голову, продолжая смотреть в окно своими томными глазами. Как будто перед ним было не стекло, а экран, где крутили старый, задушевный фильм.

-Если бы я был великим шизоидом вроде Моцарта…

-Ты и так великий шизоид, - сказал Вадик.

-Но я не Моцарт. К сожалению.

Гиб наморщил лоб.

-А что это еще за хер?

-Моцарт, гибонообразное создание – это не «хер». Моцарт – это был беспредельный австрийский мужик, который писал сумасшедшую музыку. Это был человек, в котором бушевала страсть, и он, падла, мог эту свою страсть выразить.

-А ты что, не можешь, что-ли? – изумился Гиб

-Могу, - Тимур рассмеялся.

-А на кой хрен тебе тогда быть этим самым… Моцартом, или как там его погоняло?...

-Если бы я был Моцартом, - Тимур мечтательно вздохнул – я бы замутил целую симфонию, посвященную вот этому дождю…

Сзади послышался всеобщий вой:

-Фу-у-у-у-у!!!

-Ты, сказочник хренов- засмеялся Атар – Топтал я твой фуфлогонский язык!

-Не веришь? Эх, ты, варварский катях! Я ведь всегда был романтиком. И только в этом моя сила. Я живу, как в мечте. Как в большой, красивой свинской мечте.

-Неужели? – впервые негромко подал голос Кокой, не отводя глаз от дороги.

-Что «неужели»?

-Это что, действительно и есть твоя мечта, Аполлон? То, как ты живешь, и этот дебильный город, и это паскудное время – вот это твоя мечта?

Тимур на секунду призадумался.

-Ну… В общем, да. А почему бы и нет?

Алан слегка покривил рот и не ответил.

-А что тебя в этом всем не устраивает, Кокой?

-Да ты – просто мразь, Тимур, - неожиданно подытожил Алан, и все как-то мигом притихли. Эта фраза, в принципе, могла бы прокатить за шутку, но он извергнул ее так, что это прозвучало, как звонкая пощечина. По лицу Тимура, всегда невозмутимому, пробежала тень, и все поняли, что это лишь далекий отголосок острой сердечной судороги.

-А ты, Алан? – тихо спросил он.

-Я? И я тоже! Только ты – честное говно, благородное… А я – гниль до мозга костей! Протухшая, прогнившая куча! И ничего хорошего от меня не ждите, поняли?!!! – он резко крутанул руль, упорно глядя прямо перед собой. Все озадаченно притаились, ожидая, что же сделает их вожак: врежет ему по морде, или обернет все шуткой. Алан безразлично смотрел на дорогу, стиснув зубы. На его напряженном горле пульсировала голубая прозрачная жилка. Молодой кадык судорожно поднялся и опустился. Тимур заметил это, и изнутри у него поднялась волна болезненной нежности. Он выбрал второе. Переступил через себя и рассмеялся.

-Какая разница, Кокой! Все мы будем жариться в одном и том же адском пекле.

-Я того все, Габарай, - одобрил Гиб.

Непринужденная тупая болтовня снова завязалась. Алан чувствовал, как сердце шумело у него в висках, словно помехи в опустевшем эфире, и от этого в голове сделалось мутно. Он поднял глаза, и в зеркальце встретился взглядом с Хачиком. Вадик пристально и холодно смотрел прямо на него, смотрел с укором, с осуждением, даже с презрением. Только теперь это казалось запоздалым, бессильным, лишенным  значения, как оставшийся позади снесенный и растоптанный дорожный знак.

Алан набрал скорость и круто свернул. Машина, цепляясь за бетонные блоки, проехала, со скрежетом ободрав свое шикарное крыло. Габарай промолчал.

-Эй ты, долбень! Смотри, что делаешь, даун! – заорал сзади Атар и отпустил ему подзатыльник.