– Видишь, я все, что мог, для тебя сделал. Когда придут твои деньги, а? Что молчишь, как в рот воды набрала? Никакие деньги тебе не переведут, вот что! Ты меня дурачила, я это давно понял. Пользуешься моей добротой!
Тут он встал и подошел ко мне совсем вплотную, тяжело дыша. Я слышала его глубокое дыхание и запах алкоголя. Он обошел меня кругом, даже не один раз, я не считала, стояла как вкопанная, слова не могла сказать. Я думала: а ведь он прав. Я поступаю плохо, я действительно его обманула, никакие деньги мне не идут, сама я во всем виновата, а он посторонний человек, а пытается мне помочь. Но среди этого чувства вины я ощущала его взгляд так, словно он раздевал меня глазами. Тут мне уже это стало совсем неприятно.
– Я не знаю, как мне быть. Я, наверное, виновата перед вами, но надеюсь на понимание и помощь, у вас ведь такой авторитет в городе, – сказала я медленно и очень робко, я боялась его.
Он снова как будто переменился, стал выглядеть спокойнее и сказал:
– Давай сюда свой паспорт, чтобы не сбежала и не уехала. Даю тебе еще семь, нет, даже десять дней на тех же условиях. Садись, пиши расписку. Через десять дней, это значит девятнадцатого, придешь ко мне так же, в пять вечера. Тогда все и решим. Да смотри, не выкинь какого-нибудь фортеля за эти дни, ха-ха! Все решим по-хорошему.
Я села за стол и под его диктовку сама полностью написала расписку с новой суммой долга, передала ему свой паспорт. Все это он положил в верхний ящик своего рабочего стола.
Выйдя из кабинета, у меня часа два в голове крутилась только одна фраза: вот тебе, девушка, и Юрьев день! Да, наступил день оплаты долга, а платить-то и нечем. У меня не осталось на руках даже паспорта: не могу теперь никуда уехать, не могу на нормальную работу устроиться, расписки о долге, как камень на шее. Стала я какой-то крепостной, даже рабыней. А что сможет сделать хозяин с рабыней? Об этом мне даже думать было страшно и неприятно.
Провела я эти дни так, как тебе сказать, как человек перед судом, когда он знает, что виновен, что приговор его будет о наказании, и что наказание будет суровым. Не знала я тогда только того, какой приговор может быть вынесен по закону этого Аркадия Николаевича. Пробовала еще обращаться за работой в какое-то кафе в городе, объявления дала о репетиторстве, снова ходила в пекарню, где Михаил меня даже не узнал и посмотрел, словно на давно приснившийся сон. Никой новой работы. Да если честно, у меня не было достаточного рвения, упадок сил не способствует поискам работы. Единственное, чем я занималась с удовольствием, чувствуя короткие отдушины, – это репетиторство с Никиткой и Ксюшкой.
Арина остановила рассказ, попила воды, вздохнула несколько раз. Потом продолжила:
– Я очень хочу, чтобы ты выслушал меня. Тебе может быть неприятно и мерзко, но другого варианта у меня нет. Я хочу попросить тебя о помощи.
И вот 19 декабря я пришла к нему в кабинет. Он опять так же сидел за столом и пил виски. Судя по остатку в бутылке, выпил уже почти всю. Лицо у него было раскрасневшееся, очень довольное. Он показал мне рукой, чтобы я села в кресло для посетителей. Потом спросил:
– Нашла работу?
– Нет. Я все обошла, что знала, где думала найти подработку. Вот занимаюсь репетиторством, но денег мало, могу отдать только вот это, – сказала я и достала все деньги, какие могла собрать к тому дню.
Он глянул в полглаза, ухмыльнулся и сказал:
– Этого и кошке на молоко не хватит.
Сидит, улыбается, весь такой довольный. А мне, наоборот, от этого его довольства не по себе, я-то понимаю, что он рабовладелец, оттого и улыбается, у него нет такого камня с долгами на шее, как у меня.
– Что предлагаешь? – спросил он.
– Я буду продолжать искать работу, попробую давать больше уроков, найти больше учеников на репетиторство.
– И только? Хм, мало, подружка, мало! – отвечал он. – Так ты до пенсии копить будешь, а там уж, ха-ха, мне тебя и не нужно станет, старуха ты будешь, ха-ха, вот что!
– Как же мне быть?
Он рукой достал из своего рабочего стола мои расписки и сказал:
– Знаешь, на сколько ты тут понаписала уже? – стал считать и объявил. – Тут на восемь тысяч долларов, и это без процентов. А процентики-то капают, капают, капают каждый день, – он говорил каким-то слащавым голосом, поднялся со своего места, перешел и сел напротив меня. – А их нужно гасить, ой гасить, голубушка. А чем? Что у тебя есть?
– Почему так много? Мне казалось, что сумма меньше.
– Вот расписки, посчитать легко.
– Я вам уже показала все деньги, какие у меня есть, – сказала я, а сама и гадаю, откуда такая сумма.
– Не-ет, не про деньги я. У тебя еще кое-что есть, что может гасить проценты. И это принадлежит тебе. Да, только тебе. Но нужно поделиться, со мной поделиться. И я тогда бег твоих процентов приостановлю.
– Не понимаю, о чем вы, – сказала я.
– А ты подумай хорошенько.
Он встал и обошел меня вокруг, достал из шкафчика стеклянный стакан, налил в него виски, подал мне и сказал:
– На, выпей, может, тогда придумаешь.
– Спасибо, я не хочу. Я не понимаю, о чем вы говорите, извините.