Солнце за облаками

Он снова сел на кресло напротив меня и заговорил:

– Смотрю я вот на тебя, симпатичная ты, волосы у тебя такие приятные, глаза. Про фигуру уж и говорить не стоит: прямо ух! Вот твое достояние, личное достояние. Поделись им, дева, вот и простятся тебе проценты по долгу твоему, – сказал он на манер попа.

– Как это поделиться? Не понимаю.

– Что ты все заладила «не понимаю» да «не понимаю». Чего же тут непонятного? Поласкай меня, подари мне приятности тела твоего. Ты меня поласкаешь, я тебя поласкаю… Это так просто.

Тут меня как громом ударило. Вот, думаю, чего он захотел, к чему он ведет весь этот разговор. Он мой рабовладелец, он просит (хорошо еще не требует) услуг рабыни. Нет, я не могу. Почему со мной так? Как я попала сюда? Где мой дом? Где моя защита, подмога? Куда я падаю? Нет! Нет! Я уйду, я найду… Вдруг от внезапного гнева во мне все опустилось: а что я найду, что сделаю? И сначала выпрямившись сразу после его слов, я тут вся сжалась в этом кресле и сижу.

– Нет, это невозможно, – сказала я тихо.

Тогда он поднялся надо мной и заговорил тем самым голосом, который меня так пугал:

– Ой какая честная! Молодец! Что же мне-то делать? Ах, ну да. Мне придется искать защиты у закона: передать эти твои расписки в полицию. Но и это не все. Мне придется, да, именно придется, я вынужден это сделать. И добавить им, как ты меня обманывала все эти месяцы, кормила обещаниями, а я верил, помогал. Ты обманывала меня с каким-то денежным переводом, который тебе идет, – я поняла, что на самом деле обманывала с переводом денег, никакого перевода и не было. – Обманывала, что работу найдешь, вернешь все. Обманывала, что ты из Санкт-Петербурга, а на самом деле совсем из другого города, а!? Может, у тебя был заранее разработал план, чтобы меня обмануть? Обман! Обман! Но закон защитит меня. Ты неместная, посадят для начала в изолятор. Потом осудят. Знаешь, как в законе указано твое преступление – мошенничество, да-да, путем обмана и злоупотребления доверием ты похитила у меня деньги. За это тебе дадут года два минимум. А там, в изоляторе, в колонии тебя уж будут ласкать другие люди: тетки с гнойниками на коже, с грязью под ногтями – это сокамерницы твои, толстушки такие, это надзиратели, и еще пуще – надзирательницы. Они, в отличие от меня, спрашивать тебя не будут. Там хоть кричи, хоть не кричи – все едино. Выбирай! Выбирай: виски и я или они…

Он сел напротив меня и стал смотреть прямо на меня взглядом спокойного зверя, который получил свою добычу в лапы, остается только разделать ее. Я сидела неподвижно, не зная ни того, что мне делать, ни что говорить. Это казалось мне тупиком.

Потом он протянул мне стакан с виски. Я отказалась его пить. Он поднес стакан к моим губам, тогда я подчинилась, думала, что это придаст мне храбрости, потому что сбежать из этой клетки было невозможно. Он стал гладить меня по волосам, дал мне еще виски, я выпила. Его руки с моей головы опустились на шею. Через несколько минут – я не считала время – он получил то, чего добивался.

После этого я вышла из кабинета и, не помня себя, на ватных ногах вернулась к себе в номер, где тщательно вымылась и легла спать. Почему-то мгновенно уснув, я проспала до полудня следующего дня.

Арина поглядела на Родиона. Он сидел с закрытыми глазами, по его виду нельзя было сказать ничего определенного. Тогда он продолжила:

– Это еще не все. Этот Аркадий Николаевич настоял, чтобы мы встречались по его желанию. Это… происходило один-два раза в неделю, хотя я опасалась, что он будет требовать чаще. Через администратора Александра он передавал, когда идти к нему или, позднее, когда он придет в мой номер.

Хотелось ли мне покончить с собой после всего этого? Тебе, вот именно тебе, я врать не буду: да, хотелось. Для меня все эти события – такое падение, ты даже не представляешь. Я стала падшей женщиной! Я?! Как я могла дойти до этого, пасть на самое дно? Никакого просвета. Знаешь, что меня держало? Это мои занятия с ребятами. Они держали меня. Я занималась с ними, умилялась детским проказам и шалостям, искренности, невинности. Стала чувствовать, что тоже хочу стать матерью. Мне захотелось тоже иметь детей, таких же или других, но своих. Для этого нужно главное: держаться и жить! Жить! Я очень хочу жить! Я очень хочу счастья! А еще… Еще я ждала, что тучи сгонит какой-нибудь приятный, добрый ветер, произойдет чудо, и из-за туч станет светить мне мое солнце. Ведь если я упала на дно, падать дальше некуда, нужно думать, как выкарабкиваться из ямы. А чтобы выкарабкиваться, нужно жить! Поэтому я живу.

В конце декабря он объявил, что мой долг не увеличивается, проценты он приостановил, да еще добавил при этом: «Я ведь честный человек». С января он договорился, или что-то, я точно не знаю, что я буду жить тут, вот в этой комнате. Мне уже тогда хватало на питание за счет репетиторства, за жилье я ничего не плачу. И да, в январе он сказал, что мой долг с процентами составляет восемь тысяч долларов.

Но, к сожалению, это еще не вся правда. Не все еще, послушай.