Солнцедар

— Перетопчешься? Мне-то не вкручивай! Чтоб нас же потом и сделать крайними! Всё, стоп машина! Вот что я тебе скажу, Позгаль: — заигрался ты! Я иду обратно! Привет!

Отдав прощальный салют, насупленный мичман решительно уселся на ступеньки.

— Слушайте, счетоводы, — Ян с обалделой улыбочкой оглядел обоих, — вы ж и вправду по-любому — большинство. Готов подчиниться, даже если у большинства разжижение твёрдости приключилось. Вот что мне кумекается.

— Кто-то тут хитромудрый жопой виляет, вот что мне кумекается! — рыкнул снизу Алик.

— Всего-то напомнил про их единогласное, а они вдруг резко стухли. Вдвоём — сила, или без Позгалёва, как без титьки?

— Какие сложности? Давайте заново проголосуем, — предложил Никита.

— Дорога ложка к обеду, — отрезал Ян.

— Всё, с меня хватит! — окончательно взъярился Алик. — Он же подстроил, Никит, посмеяться! Ну, давай смейся! Да, я — за пенсию и крышу! И вообще, после такого, я — за флигель! Чтоб за здорово живешь подтереться десятью годами?! И вправду, дурак был — согласился! Это хотел услышать, благодетель?!

— Ой, а я вам ужин… приказ коменданта.

Официантка Вера, держа на подносе дымящиеся тарелки и льющиеся из окна топлёно-золотистые сумерки, растерянно стояла пролетом ниже.

— Чего он, а? На карантин вас?

ЧАСТЬ II

ГЛАВА ПЯТАЯ. Бакшиш

Флигель — значит, флигель. Никита принял такой поворот смиренно, с некоторым даже облегчением, хотя путаные игры Позгалёва ему здорово не понравились. Алик был вполне удовлетворен. Ян, как всегда, держался безразлично-беспечно, словно говоря — ему и в собачьей конуре будет курорт. Правда, все трое, время от времени кривились, демонстрируя, как их воротит от этой унизительной лебедевской затеи.

У коменданта по части их переселения заминок не возникло. И с местом всё вышло, как и было обещано, почти без обмана. В том смысле, что новое место вполне втиснулось в оправу «люкс». Чёрт с ним, с туалетом — был летний умывальник, и ладно; зато комната — никаких тебе слепо-глухо-немых стен — стеклянный цилиндр с одним сплошным опоясывающим окном-витражом, затопленный проточным солнцем и небесной лазурью столь изобильно, что, порой, когда повалялся на отдельном пляже, уплёл доставленный Верочкой обед и опробовал на мягкость каждый матрас, нет-нет, да и тянуло взвыть: как ни крути, ты — чудо лебедевской селекции, грызун санаторский, вынужденный сучить лапками в этом солнечно-лазурном барабане. Ходи, хоть заходись, бегай, хоть забегайся, но только от сих до сих. Итак, от сих до сих включало: приватный пляж, устроенный некогда для персонала санатория, отрезанный от общего пляжа рабицей, занавешенной старой маск-сетью. Исполосованная кореньями самшитника тропинка, вьющаяся от самой пляжной гальки вверх, по лесистому взгорью прямо к крыльцу их нового обиталища. Высота флигеля — метров десять. По периметру — изумрудные кружева зубчатолистых грабов, лип, дубов и падубов. Наверх — винтовая лесенка-штопор в пять витков и собственно само стеклянное гнездо, из которого открывалась невозможно красивая панорама бухты Тихая с мысом Видный. Это- если забегать вперёд. Если же только ступаешь из тёмного винтового преддверья в сферическую светёлку, оказываешься словно на цирковом круге, выстеленном нетрезвыми униформистами. По всему полу в безалаберный лоскутный нахлёст — матрасы, сверху — слоистые стопки одеял, образующие каньоны, в пересохших руслах которых томятся вздутыми тушами видавшие виды подушки. И каждый метр ландшафта пробит казёнными звёздчатыми клеймами «МО». Пылища, прель, радиоточка без регулировки громкости, удобства в кустах — это из минусов, и, вопреки обещаниям, — Лебедев тут ни черта не прибрался. Но в целом их устроил лежебокий войлочный хлев, располагающий к сибаритству и перемещениям на четвереньках, уравновешенный лишь отчасти столом и табуретками, призванными, видимо, стимулировать иногда прямохождение. Впрочем, серьёзной угрозой последнему был главный приз от лебедевских щедрот — настоящий видеомагнитофон с телевизором: лежите и пяльтесь хоть сутки на-пролёт, а захочется прошвырнуться — тропинка на пляж. Вот и весь дозволенный маршрут, огороженный страхом статьи «несоответствие», под которую за компанию подверстали и Растёбина.

— Вот здесь — пожалуйста, сколько угодно, — Лебедев небрежно швырял пятерню в глубь солнечной темницы, — хоть посуду колотить, хоть до поросячьего визга…

Затем рука не без торжественности ставила галочку возле винного ящика, который расположился по соседству с видеопризом за сговорчивость.

— До отъезда, надеюсь, хватит?

Позгалёв в ответ косоротился, разве что не сплёвывал.

— На остальную территорию попрошу ни ногой. Выход в город — в разрешительном порядке, на пляж — в уведомительном. За мной — экскурсии; обещал, помню. Можно, кстати, с Мацесты начать. Сероводородные ванны, грязи. Творят чудеса.

И снова — только кислая ухмылка от Позгалёва и мрачная мурзяновская гримаса в ответ.

— А хотите, с Воронцовских пещер начнём? Сталактиты-сталагмиты…

— Всё б тебе нас в банку загнать.