Солнцестояние, или Мало-Александрийская история

Юрий подошёл ближе к зданию, построенному его шефом Мисом по чужому проекту, оглядел его детально, не давая совершенно никакой оценки, и двинулся к Неве. Там свернул налево и скоренько пошагал по Английской набережной, разглядывая каждое здание на ней. Вышел к Благовещенскому мосту и далее, на Васильевский остров. Свернул направо к Академии Художеств. Остановился у двух египетских сфинксов. Оттуда меж них он глядел на застройку противоположной набережной издалека, и потихонечку соображал подобно Дядьке-Тимофею в Александрии о том, что здесь делать и как двигаться к цели. «Вот. Город он тоже как загадка сфинкса. И я разгадаю её. Здесь настоящий джаз. Каждое здание солирует. Солируют они по очереди, и сливаются в многообразное, разностилевое «тутти», следуя изначально заложенной теме и подчиняясь единому гармоническому каркасу». И другая загадка возникла со стороны сфинксов: что делать дальше? Где жить? «Наверно мне надо выбрать именно это обиталище, этот город, – думал он судьбоносную думу, отвечая на вторую загадку, – никуда не возвращаться». Сфинксы слегка улыбались и округляли глаза. Юрий покивал головой, словно принял их спокойствие за положительный ответ. Нашёл где жить, устроился в достойное проектное учреждение для работы. Имя его шефа по стажировке сыграло свою положительную роль.

Скульптуры на фасаде германского посольства к воссозданию не были приняты по ходатайству общественности города. А в конкурсе на сочинение верхушки этого фасада победил Ветров, создав чисто архитектурный образ, используя некие изваяния только в качестве скромного барельефа. Он отыскал общий образный мотив между Исаакиевским собором и памятником Николаю Павловичу, из чего создал некий пластический и пространственный отклик. Мотив обрёл ясную форму. Знакомая ему представительница актива городской общественности (со взъерошенной шевелюрой и сверкающими глазами) состояла в жюри. После оглашения победителя она подошла к Юрию. «Это мой голос перевесил, а я даже и не знала, что это ваш проект», – сказала Светлана Алексеевна, прижимая его руку двумя ладонями. Они снова долго вглядывались друг другу в глаза, и на этот раз отыскали там некий зачаток взрастания вполне ясного чувства. «Что ж, теперь я обязан на вас жениться», – шутливо ответил Юрий.

А в августе он, будучи двадцати шести лет, действительно женился на той девушке. Благополучно. В полном смысле этого слова, потому что будто нарочно её как благо выдала сама жизнь. К нему приехала безумно любящая мать. Не терпелось поглядеть на невестку, оценить её истинное отношение к сыну, то есть, подобную безумную любовь и никак иначе. Похоже, она в том убедилась, сердце её подсказывало, что дело обстоит именно так. Материнское сердце не обманешь. Расспросила невестку о её родителях. Та с грустью ответила, что отца никогда не видела, он погиб в конце войны на берегу Эльбы вместе со своим американским другом русского происхождения.

– Я даже запомнила имя того американца, – её рот чуть тронула улыбка, – Всеволод.

Перед отъездом обратно в Малую Александрию Мария Николаевна решила погулять по городу. Полюбовалась Медным Всадником, обошла Исаакиевский собор и стала переходить проезжую часть Исаакиевской площади напротив немецкого посольства. Внезапно на красный свет светофора со стороны Вознесенского проспекта пронесся «фольксваген». Мария Николаевна не успела отскочить от него, и оказалась сбитой. Нарушитель запоздало резко затормозил, выскочил из авто и кинулся к ней. Кто-то из служащих немецкого посольства тоже подбежал, глянул на неё и тут же вернулся в здание. Там он позвонил в «скорую помощь» и позвал ещё одного человека. Вдвоём они перенесли раненую женщину в вестибюль. Примчался местный врач, чтобы оказать какую-либо помощь, но лишь горестно покачал головой. Прибыла «скорая» и увезла её в ближайшую больницу. Там она скончалась, успев прошептать: «я передала свою любовь к сыну по наследству своей невестке, и пусть она любит вдвойне». Как стало известно потом, в тот же день ушёл из жизни Людвиг Мис.

Тимофей Ветров приехал на похороны жены, и был чрезвычайно опечален. Он искренне плакал из-за потери чего-то самого ценного. И Юрий заново открыл его для себя. Там била ключом всегдашняя способность любить человека, вопреки его наихудшего к нему отношения, а попросту – ненависти. Непоколебимая стойкость, выносливость и нетленность выстроенного им здания любви не поддавалась никаким проявлениям разрушительных сил. Ни внешних, ни внутренних, ни явных, ни подспудных. Подстать его ширококостной природе. Вот что, оказывается, удерживало родителей вместе много лет. Юрий был покорён отцом, и сохранил необычайно тёплое чувство к нему навсегда.