Солнцеворот желаний

Он смотрел на меня с какой-то презрительной гримасой и всё утро ёрничал, доставая унизительными придирками. Всё ему не так. И словно в наказание притащил животину настолько мерзкую, как студень, от чего и копаться в ней было как в грязи валяться. Казалось, будто руки сами становятся такими же влажными и мерзко пахнущими.

Шаман обошёл акулу по кругу, а затем с лёгкостью приподнял, показывая странные тёмно-синие пятна на животе, расползающиеся вдоль вен и уходящих глубоко под кожу.

— Прежде чем махать булавой, может стоило потыкать иголкой? — язвительно протянул Кукулейко, нажимая на бугор, откуда выступила кровь. — Ты всё бросаешь в одну кучу, пользуешь только ариус, а ведь у тебя есть глаза! Могла бы открыть их и увидеть, что зверюгу ужалил морской змей и от этого остановилось сердце. Ты бы сразу всё поняла, если бы вначале осмотрела акулу. Но мы не будем думать, а будем тыкаться как слепой кролик…

— Но я и есть слепой кролик, занимающийся бесполезными вещами! — взорвалась в ответ, схлопывая ариус. — Мне ни за что не успеть до зимнего солнцестояния! Покажи мне настоящую магию! Научи видеть, что и как я должна делать. Я чувствую, что мы даже не приступили к истинной силе ариуса.

Туша акулы рухнула вниз, и я отступила, инстинктивно выставляя вперёд руки. На шамана было страшно смотреть — на лице мужчины проступили чёрные, гнилостные пятна и в глазах загорелся нехороший огонёк. Он сжал кулаки и в ответ акулу будто сплющило, выдавливая соки, от которых пошёл такой смрад, что меня замутило и я отвернулась, прижимая руки к животу и рту, пытаясь не выблевать всё, что съела. Звук сжатия напоминал, как из воздушного шарика выпускают воздух. Обернувшись, я застыла, в немом шоке наблюдая, как в рот колдуна вливается бурая масса из акулы. После этого опрометью бросилась в ближайшие кусты, прощаясь со всем, что съела. Когда вернулась, от морского хищника остались лишь сжатые в кучку ошмётки.

Шаману полегчало, но общая болезненность никуда не делась, она будто затаилась, ожидая, когда он сдастся. И его гнев эта омерзительная трапеза не утихомирила.

— Прежде чем обвинять в бесполезности, может стоит подумать о собственной никчёмности?! — по-змеиному заговорил мужчина, облизывая пальцы, тем самым провоцируя во мне новый приступ рвоты. — Ты постоянно витаешь в облаках, ни на чём не можешь толком сосредоточиться. Иногда и вовсе не приходишь. И ведёшь себя как… благородная кэрра, — с презрительным придыханием выдавил он. — В тебе нет жёсткости. Упертости. Чуть надави и вся посыпешься. Сплошное разочарование!

— Ты ничего не знаешь обо мне, — моё горло разрывалось от спазмов и голос прозвучал сипло. — Даже представить не можешь, через что мне приходится проходить каждый день!

— Да? А мне казалось, ты прекрасно проводишь время с королём. Берёшь выходные, чтобы слетать на озеро, спишь с ним в одной постели. Принимаешь его подарки, объятия, ласки, — последнее слово он как-то по-особому выделил, отчего меня передёрнуло. — Будто забыла, что именно происходит. Забыла о вечном в подвале дворца. Об убитых русалках. О грядущей войне. О своём муже…

— Не смей меня ни в чём обвинять! — моя сдержанность лопнула как мыльный пузырь и проснулся ариус, разлетаясь вокруг как щит, набитый тысячами острых иголок, одна из которых застыла у шеи замершего шамана. — Ты не знаешь, с чем я имею дело каждый проклятый день! Не знаешь, что такое страх и напряжение, и ужас, от которого выворачивает кишки и кажется, что ещё немного и просто всё вокруг полыхнёт огнём и ты сгоришь дотла! — истеричный смешок вырвался наружу и я закрыла себе рот, удерживая надвигающуюся истерику. — Я балансирую на краю и просто пытаюсь найти выход. Вы все смотрите на меня с презрением, считая, что я сдалась, но это не так. О чём я говорю, да ты сам меня подталкивал к этому, что же изменилось?!

Мысли заскакали как горошины из стручка гороха, также суматошно и бессвязно. Я ослабила давление и ариус отступил, а вот Кукулейко склонился вниз, заходясь в приступе нескончаемого кашля. Он отвернулся от меня, сгорбился, пряча лицо, продолжая непрестанно кашлять. От этого невыносимого жуткого звука с хриплым клёкотом заходилось сердце ощущением чужой боли. Это почти агония.

Тогда я не выдержала и использовала на нём полотно ариуса, сжав до миллиметровой толщины, входя в его тело, проходясь по каждому сосуду, кишке и органу, снуя между селезёнкой и печенью, забираясь в лёгкие и выбираясь через тонкую, как пергамент, кожу. Я прошла его насквозь, впервые сумев без внешней картинки увидеть всё своими глазами напрямую. Как есть.

— Ты умираешь, — заключила, возвращая себе зрение и напарываясь на невероятно-злой и одновременно уставший взгляд. — Почти мертвец. Отказывают внутренние органы. Они будто гниют изнутри. Что это такое?

— Последствия чрезмерного использования внутренней силы. Не успеваю восстановиться. Шаманство — это дорога в один конец, дорогуша, — с горькой усмешкой ответил он, успокаиваясь. — Плата за уникальность.