Солнышкин у динозавра

Последней Солнышкин повесил ему на стенку фантастическую картину древней Антарктиды, которую кок принял с некоторой опаской, но и особым почтением: среди зелёных пальм и папоротников по знойной когда-то антарктической земле гордо шагал их живой динозавр, над которым, раскинув крылья, летел гигантский птеродактиль...

Но теперь этим занятиям пришёл конец. То и дело выглядывая на палубу, Солнышкин помогал крепенькой загорелой Матрёш- киной подтягивать шкоты, ловить ветер — управлять парусом, и дело шло так хорошо, что Моряков и Челкашкин переглядывались с удовольствием: вот это работа! Есть на что посмотреть.

И понятно: хорошо сделанное общее дело очень сближает людей — особенно такое, как хорошо сшитый сообща парус, который тя¬

нет вперёд целую команду хороших весёлых друзей!

Смотришь, утром ещё говорили они друг другу: «Солнышкин, вы не могли бы подвинуться» или «Извините, уважаемая Матрёшкина», а вечером уже запросто: «Солнышкин, ну-ка подтяни свой край!», «Слушай, Матрёшкина! А ты в океане не пела песню про весёлый ветер?»

Так вот, в какой-то момент, когда парус потянул особенно весело и Матрёшкина, глядя, как резво ныряют дельфины, запела: «А ну-ка песню нам пропой, весёлый ветер, весёлый ветер, весёлый ветер...» — Солнышкин и спросил:

— Слушай, Матрёшкина! А ты в океане не пела песню про весёлый ветер? — Ведь она ему слышалась задолго до встречи!

— Каждый день!—сказала Матрёшкина. — Я её всегда пою.

— Все уши просквозила, — вставила вдруг загоравшая на своём матрасе спутница.

— А эту песню пела ещё моя бабушка, когда ходила по морям. Очень любила.

— А что, твоя бабушка тоже ходила по морям?

— По всем! Капитаном!

— Так это твоя бабушка — знаменитая Матрёшкина? — изумился Солнышкин. — Та, которая водила караваны судов через все штормы, грозы, бомбёжки?

— Моя! — просто ответила Матрёшкина. И рассмеялась: — А я ей теперь доказываю, что тоже кое-что могу и сумею...

— Так надо ей дать радиограмму, что тебя подобрали на судно! Чтобы она не волновалась, — заявил вдруг Солнышкин.

— Ну, во-первых, не подобрали, а во-вторых, не надо, — сказала Матрёшкина. — Иначе бабушка наверняка решит, что все беды у парохода «Даёшь!» из-за меня! А вот пройду на байдарке по всем местам, где она ходила на пароходах, по всем Камчаткам, по Курилам — тогда другое дело! — заключила Матрёшкина.

— Одна?! — изумился Солнышкин.

— Ну это, пожалуй, легкомысленно, — заметил Челкашкин, спустившийся подравнять паруса.

— А что тут такого, — рассмеялась Матрёшкина так, будто проделать подобное плавание было всё равно что сплясать какую- нибудь летку-енку. Глаза её синели, как два весёлых земных шарика, залитые океаном, и не оставляли никаких сомнений в том, что всё так и будет.

— Но одна! — повторил молодой штурман.

— Так, может, ты хочешь составить компанию? — живо спросила она.

Челкашкин сам себе усмехнулся.

Солнышкин оторопел. Он не поверил своим ушам и почти выкрикнул:

— Конечно, хочу!

При этом заявлении Землячок за бортом так подпрыгнул, будто готов был предложить для этого путешествия свою собственную спину.

— Ну что ж, тогда привыкай держать парус покрепче! — улыбнулась Матрёшкина, и они вдвоём запели: «Весёлый ветер, весёлый ветер, весёлый ветер...»

Понятно, под такую песню парус загудел ещё сильней, а «Даёшь!» ещё быстрей побежал к лагуне Тариоры, дно которой было усеяно великолепными жемчужинами.

ЛИШЬ ОДИН МАЛЕНЬКИЙ ИНЦИДЕНТ

Плавание проходило без приключений и каких бы то ни было инцидентов. За исключением одного, о котором стоит упомянуть, потому что на какое-то время он малость подпортил весёлой команде хорошее настроение.

Все думали, как выбраться из трудной ситуации. Солнышкин думал даже тогда, когда вертелся на перекладине! Он говорил: «Раковины нас спасут!» И все улыбались:

— Молодец, Солнышкин! Правильным курсом плывём, Солнышкин!

Перчиков почти не выходил из рубки и слушал информацию, не подвернётся ли ещё какой-нибудь удобный вариант для парохода «Даёшь!».

Кок Борщик тоже способствовал движению парохода и творческой мысли экипажа. Каждую свободную минуту между тем, что варил, кормил пингвинов и поднимал фартук, он то подбирал с палубы летучих рыб, то забрасывал в воду усаженную крючками кальмарницу и вытаскивал даже днём одного за другим хрюкавших и плескавшихся чернилами кальмаров.

Одних он опускал в кипящий котёл — подкармливать фосфором команду. Других, хорошенько просолив, вешал на леску и вялил, вялил, вялил...

В каюте у Борщика на полочке стояла открытка с нарисованными на ней тополями, арбузами и надписью «Привет из Мелитополя». Именно для своих друзей из родного южного городка добрый кок заготавливал диковинные океанские закусочки. В камбузе и на корме, как спасательные кружочки, покачивались колбаски и морские окорочка разной величины, чтобы во время отпуска под весёлый разговор можно было угостить всю родную улицу, которую друзья между собой уже называли улицей Борщика.

Так вот в минуту, когда кок вспомнил на палубе о пахучих тополях, арбузах и о родной улице, в его кальмарницу вцепился самый крупный за весь рейс кальмар.