Соло

В тот день после окончания торжественной церемонии посвящения в первокурсники Том остался в концертном зале, чтобы поговорить со старостой. Кажется, его звали Чарли, или Чак, но он всегда ходил в одном и том же костюме с первого дня до выпускного, и одногруппники гадали, как часто он его стирает или попросту всегда покупает один и тот же фасон.

–Так что же? – только что Том спросил у Чарли, можно ли перевестись в другую группу, куда поступил его друг. – Будут какие-то трудности?

–Сильно нужно? – парень прищурился и почесал затылок, показывая, что не хотел бы с первого учебного дня заниматься этим вопросом.

–Я думал, что чем раньше, тем лучше…

–О, прошу прощения! – староста обрадовался возможности избежать неприятный разговор и обернулся на голос.

Девушка в коротком чёрном сарафане поднималась по лестнице, шустро перебирая длинными ногами. Её красные туфли разбивали тишину концертного зала звонким постукиванием. Когда она, переводя дыхание, остановилась возле молодых людей, Чак, или всё-таки Чарли, улыбнулся самой обворожительной улыбкой, которую умел изображать.

–Могу чем-то помочь?

–Кажется, Чак, – девушка приподняла брови, заранее извиняясь за свою ошибку. Её карие глаза в кайме тёмных ресниц в миг стали ещё выразительнее. Том с замиранием сердца следил, как поднимается её грудь с каждым глубоким вдохом.

–Чарли, – рассмеялся староста и дружески тронул девушку за плечо. – Но ты можешь называть меня Чак, если тебе так больше нравится.

Она покрылась нежным румянцем и отвела глаза.

–Отличные туфли, – продолжал Чарли.

Том следил за их разговором, подбирая слова, чтобы присоединиться. Ему никогда не удавалось общение с женщинами, он их боялся и не доверял. «Красота – их главное оружие!», – повторял его отец, закрывая дверь за своей очередной девушкой. После развода он дал себе слово, что больше ни одна женщина не выпросит у него любви. «Твоя мать мечтала о свободе, и я ей её дал. Теперь и я хочу быть свободным. Тоже» – будто оправдывался.

–Туфли достались от бабушки, – продолжала девушка. – Они мне велики и слетают при каждом шаге.

Её смех был мягким и невесомым, как облака в самую солнечную погоду. Она смотрела в пол и, опершись на каблук, водила ногой из стороны в сторону под навязчивым взглядом Чарли.

–Ты в моей группе?

–Да, меня зовут Надин Коллинз, – еле слышно проговорила девушка. – Не хотела вас отвлекать, но совсем забыла, на каком транспорте можно доехать отсюда до Университета. Я хотела успеть в библиотеку.

Она подняла глаза и посмотрела на Тома. Так прямо и открыто, что слова отца в миг вылетели из его памяти. Он был поглощён увиденным: эти глаза, в которых, как на ночном небе, мелькают звёзды; волосы, обрамляющие по-детски пухлое, такое подходящее ей лицо; румяные щёки и тонкие губы, которые продолжали двигаться в такт с частым дыханием. «Вопреки», – подумал Том.

–Я иду на вечеринку, составишь компанию? – Чарли усмехнулся и подтолкнул девушку плечом. Его огромная ладонь скользнула по самому краю её сарафана.

–Я еду в библиотеку, – неожиданно для себя произнёс Том. Видимо, это прозвучало слишком громко или слишком неожиданно, но староста покрутил пальцем у виска.

–Ты вообще в порядке, парень? Я и забыл про тебя!

Надин впервые за всё время широко улыбнулась и кивнула. Том радостно кивнул в ответ и сделал шаг.

10.2

В зале заседания её не было, по крайней мере, на местах для родственников было пусто. В глубокой тишине Том опустился на холодное кожаное кресло и не смог разглядеть подсудимого, которого подвели к деревянной трибуне. В большом окне напротив судейского стола уже стояло утреннее солнце. Оно отражалось от капель дождя и давало пронзительно яркий свет, к которому неопытные глаза судьи ещё не привыкли. Том зажмурился.

Ему и не нужно было видеть. Он мог рассказать наперёд всё, что будет сегодня происходить в Суде и пересказать ту уверенную речь, которую произнесёт Лео, слегка поводя плечами в такт словам. Том Фроззи знал о подсудимом гораздо больше, чем положено знать судье в начале заседания. На бумагах, которые лежали на столе, была фотография, имя и вся необходимая информация о человеке, чья судьба давно уже была предрешена одним телефонным звонком. Тому казалось ужасно унизительным всё это представление.

Пока солнце мешало широко открыть глаза, Начальник Суда, как и полагалось, раздал присяжным информационные папки, помеченные именем подсудимого, и объявил заседание открытым.