Соло для капитана с оркестром

Вот только что все можно было исправить — и вот уже исправить ничего нельзя. И этот миг, когда прошлое еще было свежим, отдаляется и отдаляется, как будто с каждой минутой увеличивая страшную непоправимость. И ты знаешь, что это иллюзия, знаешь, что нельзя вернуться в прошлое даже на секунду назад — теоретики магии обосновали это давно и прочно; и увидеть прошлое нельзя, разве что заглянуть кому-то в воспоминания, но эти воспоминания будут подвержены субъективным искажениям — но кажется, что если вот сейчас напрячься, сделать одно усилие, ты как-то сможешь вразумить себя суточной давности, изменить все.

Или проснуться.

Ощущения были остро-знакомыми: когда умер Артур, она так себя чувствовала… наверное, первые несколько часов. Потом нахлынуло отчаяние, столь глубокое, что в нем можно было утонуть. И все-таки, когда оно пришло, стало легче: в нем не было места безумной надежде.

Но секунды шли, ходики тикали, отчаяние запаздывало. Сандре хотелось, чтобы амулет острыми углами врезался бы ей в ладонь — за неимением ногтей, которые она ради возни с кристаллами стригла коротко — вот только она сама сделала эти чертовы амулеты круглыми.

Нужно же будет сообщить родным… А где эти родные? Кто они? Клан Тихие травы… где они живут, как их найти? Княгиня, может быть, знала. Знает ли Людоедка?

Или в ОРК только один клан с таким названием?

Ну почему она не расспросила Белку подробнее! Болтали же, много болтали, но как-то так выходило, что больше трепала языком сама Санька — про родителей, про Саю, про их с Сашкой проделки… даже про Артура парой слов обмолвилась, хотя думала, что не сможет никогда. Белка тоже рассказывала про свой клан, но мало, мало! Нет бы Сандре задавать больше наводящих вопросов, слушать внимательнее…

Она едва заметила, что Сашка спустился в кают-компанию из рубки и замер около лестницы, скрестив руки на груди и глядя на нее. Молчал — и на том спасибо, Сандре сейчас было бы тяжело притворяться, что она может говорить.

— Санька, — а нет, заговорил. — Прекрати.

— Что? — устало спросила она. — Что прекратить?

— Прекрати думать так, будто они погибли, — лицо у него было совершенно спокойным. — Мы ничего не знаем кроме того, что корабль взорвался.

— А как они могли выжить, по-твоему?! — Сандра почувствовала, как вместо отчаяния в ней закипает ярость. Да как он смеет...

— Капитан прав, — крикнула в открытый люк Катерина. — Мы ничего не знаем. Нужно хотя бы добраться до места взрыва.

— Ну и доберемся — что с того? — вот почему медлило отчаяние. Оказывается, подсознание Сандры тоже рассуждало примерно так же, цеплялось за эту невозможную надежду. — Обломки унесет течением, а трупов… тел в эфире и не будет!

— Значит, доберемся до обломков. Они могли успеть сесть в шлюпку.

— Как будто их пустили бы! Народ, они там в плену были, а не в круизе!

— Ну и что? Может быть, они сбежали и взорвали корабль, — возразил Сашка. — Когда уже были в шлюпке. Может быть, они как раз сейчас ждут нашей помощи. Нельзя сдаваться. Сдадимся сами — их предадим.

Сандра знала, что Сашка хватается за соломинку.

— Ты храбрее, чем я, — пробормотала она. — Правильно тебя сделали капитаном.

Он ничего не ответил.

«Или не храбрее, — подумала Сандра отрешенно. — Мне больно начать надеяться. Ему, может быть, больно даже на миг оказаться в мире, где он допустил гибель товарищей».

— Отлично, молодежь, — сказала Берг, тоже спускаясь в кают-компанию. — Я думала, придется давать кому-то затрещину. А вы сами справились с истерикой.

— Ну что, значит, прокладываем курс к месту взрыва «Принца Эдуарда», — деловым тоном подвел итог Сашка.

***

— А откуда ты вообще знаешь Сашку? — поинтересовалась Белка. — То есть я понимаю, что вы вместе учились, но сдается мне, там у вас еще что-то...

— А, — Володька сконфуженно ухмыльнулся. — В общем, Сашка переспал с девушкой, в которую я был влюблен.

— Ни хрена себе! — поразилась Белка. — И ты его не убил!

Она по-прежнему была в лисьей форме, но кусочком мелка Володька нарисовал специальную фигуру, которая позволяла ей говорить человеческим голосом. Достаточно было коснуться ее лапой или даже просто положить сверху кончик хвоста.

Более того, мысли у Бэлы при этом тоже становились человеческими, более четкими. Человеческая суть всплывала ближе к поверхности, легче контролировала речь. Правда, по тому же самому становилось тяжелее управлять лапами (человеческий разум просто не знал, что делать с такими конечностями), и приходилось лежать пластом.

Если бы Володька догадался мастерить для оборотней такие амулеты, он бы обогатился. Большинство оборотней традиционалисты и не стали бы иметь дело с «новаторской» магией, но есть те, кто регулярно отправляется в меншевские города «на заработки», промышляя разными делами, в том числе и не совсем законными. Им бы возможность пользоваться речью в звериной шкуре очень пригодилась бы.

Или нет? Белка никак не могла решить.

— Думал, что убью, — признался Володька. — Но ты ведь знаешь Сашку. Кончилось тем, что я стал только больше его уважать.

— Как это?