Соло для оркестра

Правда, жить с женатым мужчиной в маленьком городке считалось скандалом. А ей слишком важно было не потерять чудом приобретенное место и положение. И она уединилась, не показывалась на людях. Изолировала себя от них, от их сплетен, никто о ней не заботился, и она никем не интересовалась. Жила как в теплице, отрезанная от мира, отделенная от него стойкой учтивой улыбкой, общими фразами: «Желаю приятного отдыха», «Надеюсь, погода будет хорошей». Соединяла телефонных абонентов: «Момент, переключаю» — и часто думала: «Эти двое на концах провода говорят между собой как человек с человеком, я же — лишь часть аппарата, мой голос звучит как магнитофонная запись». Иной раз ей казалось — она уже мертвая, тогда она сломя голову бежала к Кларе: «Клара, помоги, сделай что-нибудь со мной, разбуди, я на дне». И Клара варит черный кофе, разрешает ей курить, а вместо первой помощи рассказывает анекдоты и ругает ее как извозчик: «Тебе, милочка, надо бы всыпать горяченьких, да как следует, язви твою душу. Такая молодая, здоровая, красивая, мне бы твои двадцать шесть! От кофе и брани Ольга приходила в себя, возвращалась домой, включала телевизор, смотрела в голубоватый полумрак, на улыбающуюся дикторшу, и мысленно спрашивала: «Тебя тоже оставил муж, ты тоже чувствуешь себя восковой куколкой?» Потом включала радио, слушала ночную музыку, такую далекую от живых людей, и уговаривала себя: «Все хорошо, я надежно защищена в этой теплице, ничего мне не грозит, ни слово, ни взгляды, дикторша не может ошибиться и произнести лишнюю фразу, ей даже чихнуть нельзя, этот искусственный мир стопроцентно идеален, рассчитан наперед, никого он не встревожит. У меня тепличная жизнь, работа, горы я вижу только за стеклами, тротуар доводит меня до службы, жизнь моя упорядочение, ничего со мной не может случиться, только потихоньку, только осторожно, только не отступать от предписанных правил, не плевать на пол, не сходить с тротуаров, не поскользнуться на ковре».

Широко открытыми глазами смотрит она в темное небо. Медленной дугой падает звезда. Начало сентября, загадай желание — и оно исполнится. Смешно. «Я зашла слишком далеко, — говорит она себе, — обратного пути уже не преодолеть». Глаза ей резало, в голове стучало, губы пересохли. Месяц отражался в оконном стекле, как в глубокой ночной воде.

Только они вышли из хвойного леса, как сразу увидели — наступила осень. По высокому жнивью бродили гуси, переваливались с боку на бок, выстроившись по росту. На косогорах краснели шиповник и рябина, золотились сухие листья.

За поворотом долина расступилась, и дети, как по команде, закричали:

— Вода! Вода!

Озеро тихое, спокойное. На той стороне, куда подходила дорога, берег кишел людьми, а стоянка — автомобилями. Клара, чуть усмехнувшись, сказала:

— Вот мы и прибыли. Прежде всего поставим палатку, а потом что-нибудь сварим.

— Но, мама! — сделала кислую мину Лаура: ей бы сразу в воду…

— Видите тучку? То-то!! Подавайте колышки!

Небо было безоблачным, но Клара умела подойти к детям: им сразу захотелось построить домик, укрытие от дождя, этакую замену настоящего дома. Они даже стали подгонять друг друга.

— Однажды я ночевала под брезентом с грузовика, — старалась Клара развлечь детей. — И знаете, что случилось? Хлынул ливень, брезентовый навес прогнулся, воды в него натекло, словно в таз. Всю ночь мы только и вычерпывали…

Ольга взяла книгу. Не то чтобы она не любила Кларины истории. Быть может, они были правдивы и кто-нибудь в самом деле все это пережил, а потом рассказал Кларе. Во всяком случае, с ней это случиться не могло. С шестнадцати лет Клара была неизлечимо больна, от туберкулеза в ту пору умирали. У нее удалили половину легкого. Она жила в санатории, в молитвах и мрачных мыслях, готовая покинуть этот свет.

Но час этот все не наступал, и тогда Клара взялась за работу: этому подай, того обслужи, — пациентов ведь всегда больше, чем желающих помочь. Со временем она прослушала специальные курсы. Сестра Клара — воплощение оптимизма… Ей даже удавалось скрывать мучившие ее иногда кровохарканья — любое могло стать последним. Недоверчивые пациенты спрашивали: «Правда, что и у вас, сестра Клара?..» Она только кивала с улыбочкой: «Да, мои-то дела куда хуже, чем ваши, но надо иметь волю к жизни, назло болезни…» Клара родила двух детей, одна их воспитывала. Иной раз, в минуты слабости, признавалась:

— Очень хочется, чтоб у них был отец, но… Могла ли я навязаться здоровому человеку? Я взяла от жизни то, что удалось… Двое здоровых, красивых детей, разве этого мало?

Мальчик был в военном училище, ему нужна была твердая рука, мужской пример. Лаура осталась с матерью — «с ней-то я уж справлюсь, если смерть не помешает…» Смерть подстерегала всюду: за каждым деревом, за каждым кустом, всякий день, всякий час. «Вечером, быть может, начну харкать кровью, к утру опухну, а завтра все кончится. Вот почему, Оля, мне так дорога каждая минута».

Если б не этот призрак за кустом, было бы тут хорошо: солнце, вода, тишина. На озере мелкая рябь, словно оно отзывается на легкое прикосновение ветерка.