Соло для оркестра

— А в Кежмароке нам повезло. Нас подвезли прямо до места на «татре-603».

— Была б у меня «шестьсоттройка», я бы тоже вас покатал, — произнес пан Матушка.

Ольга дала им ключи и пожелала приятного отдыха. Они ввалились в лифт, и еще с верхних этажей слышался их смех. На том же лифте спустилась бухгалтерша.

— Видали эту парочку? — Она оперлась о стойку, в вырезе ее платья стекала струйка пота. — Что вы на это скажете? Ох уж эти нынешние женщины, легкомысленные, без чувства долга… Где это видано, каждую субботу и воскресенье этак по горам шею себе ломать?

— Пойду проветрюсь, — подмигнул Ольге пан Матушка; он терпеть не мог бухгалтершу. Нахлобучил фуражку на лоб и вышел.

Ольга посмотрела на часы: до конца работы оставался час. «Как-нибудь выдержу», — подумала она. С бухгалтершей, навалившейся на стойку, и с телефоном, который не отвечает.

В последнее время она не спешит с работы сразу домой. Зачем? Ее ждет пустая комната, четыре стены. Пылью покрытые окна.

Она отправлялась теперь в дальние прогулки. Встречала незнакомых людей, группки экскурсантов и отпускников. На скамейках парочками сидели старички, вышедшие насладиться осенью жизни. Всякий раз из леса бодрым шагом выходил одинокий старый человек с хлебной сумкой через плечо и с резной валашкой[47] — он ходил в лес испытать свои силы, доказать, что мы еще прямы, как сосна, хотя наша прямая осанка несколько искусственна. Старушка в романтической шляпке и белых перчатках говорила спутнице: «Обожаю осенние горы. Люблю наведываться сюда, эти места исцеляют душу».

Ольга улыбнулась: места, которые исцеляют душу!

Поболталась возле автобусной остановки — просто так, на всякий случай, вдруг Петер приедет автобусом, пару раз так и бывало. Автобусы приходили и уходили, толпились люди, но Петера не было.

Как она обрадовалась шесть лет назад, когда узнала, что он не иностранец, а просто сопровождает зарубежных гостей. «Не будут нас разделять границы, — подумала она тогда, — может быть, и мы не будем чужими друг другу…»

Он работал на химическом заводе. Свободное время делил между работой, учебой, семьей. Но и для Ольги кое-что оставалось: вечера пятниц. За три дня до пятницы она все закупала, прибирала в комнате, придумывала маленькие сюрпризы, готовила лакомства. Желтая льняная скатерть на столе, желтые мисочки для салата, в вазе ноготки. Так старалась, чтобы комната выглядела как можно уютнее, по-домашнему! Тарелки, стекло — все покупала сервизами, всегда на шесть персон, и никогда не забывала похвастаться перед Петером: «Посмотри, что я достала! Тебе нравится?» А ему было невдомек, что она рассчитывает когда-нибудь завести свою семью.

Каждую пятницу в нервозном ожидании Ольга наводила блеск на всякие безделушки, хрусталь и фарфор. Чтобы все сияло — ради него, для него.

Ольга ускорила шаг. Лес перешел в парк, больничный запах говорил о близости санатория. Миновала здание лечебницы — там сейчас Клару не найдешь — и направилась к теннисным кортам.

Клара сидела на лавочке, кутаясь в клетчатый плед. За проволочной сеткой прыгали две девочки в белых юбчонках, размахивали ракетками, били по мячу.

— Похолодало, — сказала Клара. — Днем пекло, а вечерами уже прохладно. Ничего не поделаешь, осень!

Скинув плед, расстелила на лавочке:

— Садись.

Ольга села — и разом с нее спало все: дневная усталость, изнеможение после убийственного дня. Вытянула ноги, уперлась ступнями в землю, залюбовалась на фигурки девочек. Тишина, покой, легкая игра…

— Дочь у тебя, Клара, уже взрослая.

— Еще бы. Скоро тринадцать. — Клара улыбается. Лицо ее горит, она распрямляет плоскую грудь в зеленом свитере, связанном собственноручно только для того, чтобы доказать, что она и это может. — Не бойся ничего, Оля. Время быстро пробежит, вырастет и твоя.

— Откуда ты знаешь, что будет девочка?

— Интуиция.

— А я не могу себе этого представить. Знаю, что будет ребенок, но не представляю, кто — девочка или мальчик. Не могу.

— Главное, чтоб был здоров.

— И похож на отца.

Клара иронически подняла бровь:

— Отца оставь в стороне. Когда женщина решает родить ребенка, так уж никак не ради мужчины. А если какая-нибудь это делает ради мужика — страшно потом разочаруется!

— Хочешь сказать, мужчина того не стоит?

— Просто он не имеет к этому никакого отношения. Женщина рожает детей ради детей, ради человека, которого ей надо поставить на ноги. Когда ты видишь, как он растет, — это радость, которая вознаграждает тебя за все, что ты вытерпела. Мужчина не имеет с этим ничего общего. Во всяком случае, очень мало. Одним зрителем больше или меньше… — Она вытащила из корзинки апельсин, разделила на дольки. — Завтра мы поедем за город и тебя возьмем. Утром я за тобой заеду. Нечего целыми днями просиживать над фотографией твоего красавца, — сказала она решительно, как старый солдат. Возражать ей было невозможно.

Прибежала Лаура, девчушка в белой, в складку, юбочке, с блестящими глазами, пылающими щечками и радостной улыбкой.

— Поужинаешь с нами, Ольга! — повелительно заявила Клара.