— Ничего не получается, милый Стах. Я пытался несколько раз. Давно мне не встречался такой почерк. Да, в этих линиях, точнее, в этих разрозненных буквах, иногда неровных, — вся женщина. Но боже мой, как она одинока! Все, что она пишет, — правда. Но каков сын! Что вы о нем скажете?
— Этот малый в лучшем случае человек двоедушный, — ответил Стах. — Думаю, слабоволен, возможно, не без хитрецы, умеет играть на человеческих струнах. Покажите-ка мне письмо, Гошек. Хочу взглянуть на него.
Гошек молча протянул Стаху письмо, на сей раз до странности неохотно, словно отдавал в чужие руки редкий экземпляр из коллекции графологических образцов.
Стах взял письмо и, едва взглянув на него, безошибочно узнал почерк — писала его мать, старушка волшебница из сказки, добрый дух дома, крохотное существо, обитающее в закутке. И тут он вдруг вспомнил, непонятно как, но удалось вспомнить, что в старых сказках домовые обыкновенно жили объедками с хозяйского стола.
Вера Швенкова
ЖАЖДА
Ольга листала журнал мод. Но в нем не было ничего, что смягчало бы изнурительный полуденный зной. Правда, журнал внушал надежду, что после лета наступит осень, но сейчас невозможно было себе это представить.
Несколько раз она пыталась дозвониться до Петера, но его секретарша неизменно ледяным тоном уведомляла, что «пана инженера нет на месте». «Ничего не поделаешь», — подумала Ольга и впервые в жизни в полной мере прочувствовала емкость этих слов: ничего нельзя поделать, нет сил даже двинуться, шевельнуть пальцем, словно ее разом парализовало.
Ольга вспомнила, как впервые увидела Петера: он стоял посреди вестибюля с портфелем под мышкой и переброшенным через руку плащом. Мысли бежали по привычному руслу: зарубежные гости, немцы, пробудут неделю, получат одноместные номера на северной стороне, прекрасный вид, но скверное отопление, благо одни мужчины, перебьются… А тот, что стоит посредине, не похож на иностранца. Лет сорок, легкий намек на брюшко и лысину, и все же мальчишка, беспокойные руки, а взгляд неожиданно серьезный. Он вытащил из портфеля какие-то бумаги, устремился к ней, словно приподнимаясь на цыпочках, и она услышала его голос:
— Тут для нас забронированы номера…
Она улыбнулась ему.
Позже он говорил:
— У тебя необыкновенная улыбка, Оленька. Когда ты мне тогда улыбнулась, я сразу подумал, что мы сможем сблизиться…
С тех пор пролетело шесть лет. Боже мой, шесть лет. И ничего не изменилось. Разве что его сын, тогда девятилетний мальчик, стал юношей. Шесть лет обещаний — «не бойся, поженимся, только вот разведусь, вот только закончу эту работу, потерпи, так сразу не получается». Месяц назад она ему сказала, что ждет ребенка. С тех пор его всегда не оказывалось на месте. «Пана инженера нет».
У нее пересохло горло. Никогда в жизни не испытывала она такой жажды, как в последние дни. Под стойкой была начатая бутылка минеральной воды, выдохшейся и теплой. Попросить бы пана Матушку сходить за свежей…
Пан Матушка спал, сидя в кресле, повернутом к окну — будто в полудреме любуется красотами природы. Белая фуражка сползла набок, сизый нос и пунцовые щеки ясно говорили о том, что и сегодня — как, впрочем, каждый день — он последовал малайской пословице, которая так ему нравится: «Не начинай день, выпив уксуса».
Она открыла журнал на странице с заголовком «Изящна и в дождь» и попробовала представить себе: дождь, настоящая осенняя слякоть, лужи, мокрые листья. Тщетно. Она не могла сейчас даже вообразить, что хоть где-то на земном шаре идет дождь. Словно ее мозг парализовало.
Под окном раздались голоса, и через минуту дверной проем оказался забаррикадированным. Два огромных рюкзака… Девушки из Кошиц! Две альпинистки-хохотушки. Значит, уже пятница.
Пан Матушка вскочил, словно его хлестнули волшебным прутиком. За двадцать лет работы швейцаром он научился спать чутко, как сторожевая собака, — ничто от него не ускользнет. А уж тем более появление его обожаемых восточнословацких красавиц.
— Мы добрались быстрее обычного, да еще и на проезде сэкономили, — защебетала младшая, блондинка с ямочками на щеках. — Приехали автостопом.
— А это не опасно? — забеспокоился пан Матушка. — Я бы в машину не сел. Всюду аварии!
— Опасно? — удивилась блондинка. — Это было чудесно!
— Что ж тут чудесного? — поинтересовался пан Матушка. — Разве шофер?
— Видели бы вы нас! — возбужденно рассказывала девушка, даже разрумянилась. — Как мы сидели на перекрестке за Левочей на рюкзаках и вышивали!
— Что?
— Вышивали. Ни одной машины! Только какой-то дед на волах.
— И он вас не взял?
— Предлагал. Да мы сами отказались, — ответила другая.
— А потом нас подобрал грузовик, из автошколы, но он все время ломался, — прервала ее блондинка, — и… и… и мы останавливались у каждого дерева, и… — она задыхалась от смеха, — пока ребята чинили машину, дед всякий раз нас обгонял… так мы и обгоняли друг друга до самого Кежмарока…
Пан Матушка сдвинул фуражку на затылок.
— То-то вы тут так рано объявились — вас волы подгоняли.