— В чемодан? — спросил он «шефа», но тотчас поправился: — Понимаю, понимаю, счас надену. Ногу! — скомандовал он Мартину: — Нет, не эту, другую. Давай сюда заднюю, нет, кажись переднюю, тьфу — руку, сунь сюда руку… эту… нижнюю… Вот видишь, гаджо[25]
, только захоти, и все путем пойдет. Да не гогочи, сосунок, не брызгай слюной старшим прямо в морду… Уф, готово, шеф! — доложил он, поднимаясь с колен, и рявкнул на мальчика: — А теперь марш в постель, не то скажу отцу, чтоб он тебя…Мальчик насупился и отчеканил:
— Па-пе! У меня, к вашему сведению, не отец, а папа.
— Да хоть и папа, я и папе не побоюсь сказать, а если ты у меня сейчас не засопишь в две дырки, я тебя так отделаю, что собственная твоя Соня тебя не узнает!
— Дядя шеф, пусть этот ваш на меня не кричит, а то я вообще не лягу.
— Зачем же кричать, никто на тебя кричать не будет, потому как ты хороший и послушный мальчик. Кричать на таких хороших и послушных мальчиков, которые вовремя идут баиньки, вовсе даже незачем, — сказал старшой Мартину и поглядел на своего напарника. — Ясно?
— Да, шеф, — разом отозвались мальчик и Дюшо, посмотрели друг на друга и прыснули.
— Порядок, а теперь спать, спокойной ночи! — Старшой поднял Мартина с кресла и понес в спальню. Возвращаясь, он услышал из-за притворяемой двери:
— Спокойной ночи, шеф.
Рассмеявшись, «шеф» погасил в спальне свет и тихонько прикрыл за собой дверь. Секунду-другую задумчиво постоял за нею как ангел-хранитель, потом вдруг, словно очнувшись, лихорадочно потер руки и, увлекая за собой напарника, кинулся к буфету.
Не успели они выдвинуть первый ящик, как на пороге возник мальчик. «Шеф» мигом задвинул ящик и загородил буфет спиной.
— Ой-ой-ой! — заголосил за ним напарник, которому придавило пальцы.
— Ну чего тебе, почему не спишь?! — вырвалось у «шефа» чуть нервозней и громче, чем ему хотелось бы.
— Я умыться забыл.
— Валяй мойся! А мы тут до прихода твоей мамочки малость порядок наведем. Только быстро. Хочешь, чтоб мамочка поскорей вернулась, поскорей засыпай, ясно? Сам же говорил, что эта твоя Соня приходит сразу, как засыпаешь. Давай мигом! Ноги в руки!
— Чего-чего? — вскинулся цыган, извлекший в этот момент из буфета какую-то шкатулку. — Смываемся?
— Да я не тебе, дай сюда, — прошипел старшой, выхватил у него шкатулку и устроился с нею в кресле. На глазах у оторопевшего цыгана из раскрытой коробки посыпались деревянные фигурки, а сама она превратилась в шахматную доску.
— А мы тут сыграем пока с товарищем партию-другую, скоротаем время до прихода твоей мамоч… твоей Сони.
Как только мальчик скрылся в ванной, старшой толкнул Дюшо в грудь, и тот, зашатавшись, плюхнулся в кресло напротив. «Шеф» показал на шахматы и спросил:
— Белые или черные?
— Белые. — Недолго думая, Дюшо распихал фигурки по карманам. Стукнув его по руке, «шеф» стал выгребать их у него обратно и расставлять на доске. Цыган растерянно следил за ним своими большими черными глазищами.
— Ну как, все? — окликнул старшой мальчика, обшаривая у партнера карманы.
— Не-а, еще фубы, — отозвался тот из ванной со щеткой во рту.
— Пошевеливайся! Да не забудь помыть… — тут старшой осекся, нащупав в кармане партнера купюру, и тотчас извлек ее ловким движением руки вместе с белым конем, — …да не забудь вымыть шею!
— Готово, — донеслось из ванной.
— Молодцом, — одобрил «шеф», перекладывая десятикроновую бумажку в свой карман. — Только… тьфу, как тебя зовут-то… вылетело из головы…
— Что вы говорите? — отозвался мальчик, вытирая полотенцем уши.
— Как зовут тебя? — повторил мужчина и кивком головы попросил подсказки у напарника.
— Дюшо, — ответил тот, недоуменно пожав плечами.
— Не с тобой говорю, — цыкнул на него старшой.
— Это почему же? Что я такого сделал? — завздыхал Дюшо, но «шеф», не слушая его, кричал мальчику:
— Забыл, говорю, как тебя кличут… ага… Мартин!
— Иду-иду, — отозвался мальчик, завернул кран и погасил за собой свет. Держа руки на весу, он толкнул локтем дверь в комнату, где сидели оба пришельца, и гордо прошествовал к ним. Подойдя, сунул им под нос чистые, благоухающие розовые ладошки.
— Вот!
Оба взглянули на его руки и непроизвольно спрятали за спину свои собственные.
— Чего это ты так напыжился? Никогда, что ли, рук не мыл?
— Мыл, — ответил мальчик. — Только зря, все равно некому было показывать.
— А, тогда другое дело, давай показывай. Фу-ты ну-ты, настоящее амбре!
— И зубы почистил, и лицо умыл. Холодной водой!
— Брось, неужто холодной?
— Ну почти что. Честное слово!
— Да мы тебе, парень, верим. По тебе видать. Зато теперь крепко спать будешь. Ну мотай. Спокойной ночи.
Как только мальчик исчез в спальне, мужчины обменялись взглядами и разом встали. Старшой двинулся на цыпочках к дверям, за которыми скрылся мальчик, и с минуту прислушивался. Тем временем напарник уже открыл дверцу буфета и вытащил фотоаппарат в кожаном футляре.